Макрон, Трамп  и битва  за будущий  миропорядок

Феномен Макрона, возникший как свежий порыв на политическом ландшафте, стремительно превратился в силу, определяющую контуры современного французского государства. Но что кроется за этим феноменом, который привел к концепции «макронизма»?

Можно ли воспринимать его как новую форму либеральной демократии или же это лишь блестящая, но обреченная попытка адаптировать классическую политику к вызовам XXI века? Макронизм стал символом динамичных реформ, но также и разочарований, противоречий и глубокой пропасти между лидером и народом. За обещанием перемен и лозунгами «недемократичной демократии» скрываются механизмы влияния, играющие на интересы элит, игнорируя голоса миллионов простых граждан, а порой и подавляя их протесты силой.
Словно в сложном танце между глобализацией и национальной идентичностью макронизм балансирует на тонкой грани между прогрессивностью и цинизмом, между реформами и разрушением социальных гарантий. Макрон, мастерски управляя медиа и искусно используя риторику модернизации, скрывает за витиеватыми словами болезненные реформы, подрывающие традиционные устои французской системы. Его политика вызывает восхищение сторонников, которые видят в нем нечто большее, чем лидера, - почти мессию. Но для  противников он стал воплощением тревожного будущего, в котором граждане все чаще чувствуют себя отчужденными от своего собственного государства.
На международной арене макронизм предстает как смесь самоуверенности и двусмысленности, где красивые идеи заслоняют практическую сторону дипломатии, а громкие лозунги редко подкрепляются последовательными действиями. Макрон, позиционирующий себя то лидером Евросоюза, то миротворцем на Ближнем Востоке, то страстным защитником демократии, как будто играет с миром в шахматную партию, где он видит себя стратегом и просветителем. Однако его политика все чаще оказывается поверхностной и раскалывающей. Каждая громкая инициатива - от амбициозных экологических саммитов до посредничества в международных конфликтах - часто увязает в риторике и не достигает ощутимых результатов.
Макронизм на практике превращается в серию рискованных и нередко высокомерных маневров, создающих трещины в отношениях с ключевыми союзниками и вызывающих недоумение среди соседей. Претендуя на лидерство в Евросоюзе, Макрон, по сути, зачастую подрывает его единство, делая ставку на французский национальный интерес, но оставляя в тени реальные проблемы блока. В мире, где растут конкуренция и нестабильность, его видение глобальной Франции оборачивается противоречивой политикой, которая вызывает напряжение даже с близкими союзниками, 
как США, Германия и Италия.
Складывается впечатление, что за декларациями о стремлении к миру и единству кроется неустанное желание доминировать, скрытое за маской дипломатии и «мягкой силы». Франция Макрона активно вмешивается в конфликты, где ее влияние давно ослабевает, - будь то Африка или Ближний Восток, но усилия по-прежнему направлены на сохранение былой славы, пусть и в ущерб национальным интересам и имиджу страны. Макронизм на международной арене становится символом непоследовательности и оторванности от реальности, где образы и амбиции часто затмевают здравый смысл, а обещания превращаются в неоправданные ожидания и обострение геополитической обстановки.
Теперь французский президент вновь оказывается на политическом перекрестке, где каждая дорога, каждое решение кажется очерченным линией собственных амбиций и противоречивых обязательств. Как правитель, пытающийся прокладывать путь в тумане международных союзов и геополитических напряжений, он снова предпринимает шаги, которые, казалось бы, обременены скрытыми, глубоко личными мотивами.
Как это нередко бывало, Макрон предстает мастером политической риторики, утверждая, что его действия диктуются интересами мира, европейской безопасности и стратегической независимости. Однако достаточно вспомнить, что под его руководством Франция не раз нарушала собственные же принципы, инициируя действия, которые усиливают лишь конфликт. Обсуждаемая с премьер-министром Великобритании Киром Стармером возможность предоставить Украине крылатые ракеты дальнего действия Storm Shadow лишь подтверждает эти двойственные мотивы. Макрон и Стармер уверяют мир в своей поддержке Украины и готовности обеспечить ее безопасность, но истоки этой стратегии, как кажется, уходят далеко за пределы одной лишь дипломатии.
Storm Shadow - оружие, с которым связан весьма чувствительный вопрос. Ракеты, разработанные Францией и Великобританией, требуют американских технологий для максимальной эффективности, что ставит Париж и Лондон в зависимость от решений Вашингтона. Макрон и Стармер намереваются заручиться поддержкой у нынешнего президента США Джо Байдена, полагая, что, если это решение примет действующая администрация демократов, его будет труднее отменить избранному президенту Дональду Трампу. В этом поступке видится нечто большее, чем простая забота о безопасности Европы - это попытка вписать свои действия в будущее, зацементировать их, несмотря на перемену власти в Вашингтоне. Макрон, похоже, снова запускает политическую игру, в которой мир видится через призму инструментов давления, а не переговоров.
Подобная позиция, впрочем, едва ли останется непонятой в контексте заявлений Трампа, который твердо выразил намерение закончить войну в Украине вскоре после инаугурации. Политика, поданная Макроном как «непоколебимая поддержка», может обернуться антагонизмом, если ее вектор не совпадет с настроением новой администрации США. Здесь Макрон рискует создать почву для еще большего раскола между союзниками, вместо того чтобы усилить координацию усилий.
Две параллельные стратегии, два видения мира: на одной стороне - Макрон с его стратегией оборонительных шагов и дипломатических завес, на другой - Трамп, обещающий мир через личные договоренности. Казалось бы, такие противоположные позиции, но обе обнажают намерения, в которых прослеживается собственный, скрытый мотив.