Это поистине инновационный проект  Азербайджанского государственного музея искусств в честь 90-летия художника. В его программу вошли не только осмотр величественных полотен мастера,  встречи с близкими художника, его друзьями и коллегами, но и выставка  специально подобранных произведений древнего искусства, из числа хранящихся в этом собрании.

По мнению куратора выставки, профессора  Чингиза Фарзалиева,  цель такой  концепции - желание  пригласить зрителей  в творческую лабораторию  художника ХХ века. Того, кто  на уровне генетической памяти трансформировал  на холсты  впечатления от окружающей действительности  в рождающиеся в его душе и сознании образы.

И верно! Как иначе предъявить широкой общественности мощное наследие большого мастера, если не приглашением к раздумьям об истоках его таланта и  трудной судьбе,  о связи с родными корнями и самобытности в череде  самых редких, уникальных представителей искусства различных эпох и народов, если не в сопоставлении с тем, что изначально окружало и формировало художника-философа…

О том, что вся жизнь Мирджавада  Джавадова проходила в эпоху всевластия   в стране жестоких идеологических ограничений, а сам он последовательно работал и экспериментировал, вопреки существующим догмам, в собственной изобразительной эстетике, сконцентрировавшись на определенных универсальных ценностях, сказано и написано немало. И на церемонии открытия такой долгожданной выставки в главном музее изобразительного искусства Азербайджана прозвучало много самых заслуженных Мирджавадом  Джавадовым пафосных и душевных отзывов о нем и его произведениях, о том, что, создавая некую  энергетическую квинтэссенцию, он  отдавал мощнейший заряд воздействия на окружающих. Но в уверенности, что полное право на публикацию по такому случаю имеют, конечно же, и предшествовавшие этой встрече высказывания о нем тонких ценителей искусства и профессионалов, мы  приводим некоторые из них здесь…

Тедди Бруниус,  доктор философии, профессор:

- С прядями седых волос и аристократическим профилем он напоминал волка. Внезапно он стал выглядеть как гуру…   Всепроникающая тема творчества Джавада - архаика веков, созданная жесткими и сильными мазками его кисти. В своих аллегориях Джавад воспроизводит это чародейство.., гармонично отождествляясь с силами добра. Насыщенные полотна, которые он писал годами, обладают громадным разнообразием и сложностью. Развитие художественного стиля Джавада можно сравнить с неакадемическими направлениями искусства на Западе - "Ле Фовз", группа "Дие Брюке", послевоенная группа "Кобра", а также "Молодые  дикари" в Германии. Мощные, грубые мазки, густые краски…  Волнообразная игра линий или жесткий контур вокруг различных красочных пятен, сверкающих как стеклянная мозаика… Эта манера письма  навевает мысли  о каком-то старинном, забытом и вновь возникшем методе… Здесь выявляются мимика и жест… Это искусство передает страх и человеческую дрожь, а фактура творений сообщает об ужасе перед пустотой - "Кошмар пустоты". Здесь нет бессмысленного пространства, все заполнено очертаниями гримасничающих созданий… Но в его творчестве одновременно присутствуют гармония и умиротворение, радостный художественный танец. Все меняется, внезапно обретая новый фокус и важность, точно так же, как в наших снах. Это - свет в темноте, атавизм, вспышки былого миропорядка, уже едва различимого в нашей памяти… Живописец не только идентифицирует себя с культом посреди развернутого священнодейства, но и является активным участником самого таинства. Он - шаман модернистского  искусства.

Торбен Тунсен, художественный директор музея "Хернинг":

- Мирджавад Джавадов принадлежит к тому поколению художников, которые в годы советского правления находились в неотступном противостоянии властям. В своем творчестве  он  обращается к темам религии, пола, очень часто вторгаясь во внутренний мир зрителя, форсируя его микрокосмос. Он отображает добро и зло, человеческое и биологическое, вовлекая личность на ничейную территорию, где побуждает ее ставить вопросы, касающиеся самого существования человека. Именно такие эмоциональные мотивы соответствуют крайне экспрессивному стилю Мирджавада…

С самого начала его работы были встречены со значительным интересом со стороны международных коллекционеров,  в числе которых  Дейнс Джитт, Арнэ Гроез и Михаэл Бай… Провайдерами и финансирующей стороной выставки в музее "Хернинг" выступили Augustinus Fonden и  ВG Fonden.

Владимир Айтуганов,  художник, писатель

6 марта 2012 года. Принстон, США:

- Москва, 1987 год. Перестройка делала первые шаги. Менялась артистическая жизнь - открывались первые независимые галереи, печатались диссидентские книги, устраивались концерты запрещенных музыкантов. Некоторые респектабельные заведения стали открывать свои залы для "свободного" искусства.

Зарубежные коллекционеры и арт-дилеры спешили в Москву скупить шедевры нонконформистского искусства. На этой волне в гостинице "Националь" открылся художественный Салон современного искусства для иностранцев. Стены салона (небольшой комнаты с видом на Кремль) от пола до потолка были заполнены картинами отечественного авангарда всех направлений. Там я впервые встретил Джавада…

Стена молчания вокруг искусства Джавада разрушилась в 1987 году. Серия персональных выставок в Москве сделала его звездой.

Постепенно Джавад занял важное место в моей жизни. Отношения у нас были достаточно особые. Разница в возрасте почти в тридцать лет. Джавад - зрелый мастер, страдалец за свободу в творчестве; я - молодой художник, который ищет свой путь в искусстве.

В Москве Джавад с женой Любой часто переезжали из гостиницы в гостиницу, жили у друзей и знакомых. Помню в его комнате, на столике у постели книги - "Сто лет одиночества" Маркеса, "Опыты" Монтеня, "Источник вечного наслаждения" Прабхупады. Говорил Джавад мало - сказывались последствия болезни. Внимательно смотрел на собеседника сквозь толстые стекла очков, иногда взмахивал рукой в подтверждение своих слов.

Сотни работ Джавада, которые я видел (многие в процессе создания), были лучшими советами по искусству. Выставка моих религиозных картин и мозаик в церкви Симеона Столпника (в то время - выставочный зал) на Новом Арбате была для меня испытанием. Джавад с Любой долго ходили по залам, наконец, он улыбнулся: "Понравилось!"

Зимним вечером у Джавада была встреча с важным  коллекционером    в роскошной квартире на Чистых прудах - дубовые панели по стенам, антикварная мебель, дорогая посуда. Хозяин квартиры пригласил на встречу родственника-миллионера из Бельгии. Тот восторгался картинами Джавада, говорил,  как он развесит их у себя в замке,  и самодовольно произнес тост - Джавад будет гордиться, что его картины окажутся в коллекции миллионера.

Молчавший весь вечер Джавад встал, наполнил бокал и попросил меня переводить как можно точнее: "За всех художников - за тех, кто начал рисовать на стенах пещеры, за тех, кто придет после нас, за тех, кто создает искусство ради искусства, а не ради денег! Это  вы будете гордиться, если мои картины окажутся в вашей  коллекции. Но я вам не продам ни одной!"

Джавад творил, не спрашивая вознаграждения или признания. Живопись была его образом жизни и способом мышления. Он дышал искусством, потому что не мог жить иначе. Среди коллекционеров картин Джавада - разные люди из многих стран, их объединяют любовь к его творчеству и понимание гения художника. Немногие  сказали это при жизни творца, но теперь это бесспорно. Джавад верил, что живет в своих холстах, создавая радиацию художественного горения вокруг них. Все, кто имеет хоть одну картину Джавада, чувствуют это.

Из воспоминаний  академика Расима Эфендиева:

- Я жил тогда на Васильевском острове… 4-я линия. Это было общежитие Академии художеств. Приехав, когда умер Сталин, Джавад остановился у меня. В комнате восемь человек, играет трагическая музыка… а Джавад забрался на стол - гигант просто - и громко так заявляет: "Тиран умер, теперь будут свобода, демократия, и мы будем писать как хотим!"

Ребята вокруг  испугались, я тоже боюсь, а он: "Чего вы боитесь, дрожите? Не бойтесь…"

В Баку мы собирались в моем доме, где до революции жил миллионер Мухтаров - отец мой чуть ли не помощником был у него. Там у нас такие дискуссии разворачивались… И в Бузовна тоже разные ребята собирались…  ведь он, хотя и добрый  был, но свои представления внедрял очень напористо…

Высокий, красивый, мудрый, прямой. Как-то расстроенным голосом он сказал мне, что у него в Эрмитаже пропала его картина (ему там место предоставили за занавеской, где он складывал свои импровизации). На другой день, когда Джавад   известил директора Пиотровского о пропаже, Борис Борисович  сказал: "Радоваться надо, что украли, значит, шедевр сделали,  и охота уже началась…"

Когда Джавад готовился к свободной интерпретации Рубенса, он стал намеренно толстеть - ел и лежал, а перед тем как приступить к образам Эль Греко, морил себя голодом, стал тощим. Он  жил творчеством, одержимо и жертвенно. Это была грандиозная личность, интереснейшая. Он - родоначальник, создавший свою школу!

Рахман Бадалов, философ:

- "Шагнувшие за горизонт" -  фильм Шамиля Наджафзаде о пяти художниках, составляющих так называемую "Абшеронскую группу":  Мирджаваде Джавадове, Тофике Джавадове, Ашрафе Мураде, Расиме Бабаеве и Горхмазе Эфендиеве, открывших нам мир Абшерона, абшеронский визуальный образ: деревья, скалы, горячий песок, жилища с плоской крышей, колоритных абшеронских людей. Наши пять художников сохранили образ Абшерона для культуры. В равной мере можно сказать, что они создали  образ Абшерона, воссоздав самих себя из огня, притягивавшего сюда огнепоклонников со всего мира, из фольклорных образов, родившихся на этой земле, из самого горячего песка, из абшеронского ветра, сметающего все на своем пути.

Пять художников могли бы составить мировую славу азербайджанского искусства, если бы наши художественные критики смогли найти соответствующий теоретический код, а наши менеджеры от культуры в должной мере освоили бы принятую в цивилизованном мире технологию популяризации и распространения произведений искусства. Если бы им хватило вдумчивости и терпения выполнять свою профессиональную работу. Но для этого, прежде всего, мы должны открыть это искусство для самих себя, научившись, наконец, отделять зерна от плевел. 

Искусствовед Наргиз Хаджиева:

- Мирджавад Джавадов часто представляется как бы в двух лицах. Один - художник-гуманист, сопричастный к важным процессам современного мира, живущий его судьбами, его трагедиями. Другой - дразнящий homo ludens колдовской искуситель, творец неожиданностей, человек, владевший  тысячью вариантов проникновения в запретные сферы. Его образы и сюжеты, эпитеты и сравнения, мотивы и формулы заставляют интенсивно работать воображение зрителя, вызывают яркие эмоциональные переживания, раскрывают новое миропонимание или обновляют старое.

Художник заставляет не развлекаться, а скорее мучиться вместе с ним над загадкой жизни: что делает человека таким, какой он есть, что толкает его на убийство, жестокость и, наоборот, - почему  человек может быть самоотверженным и благородным.

Мирджавад Джавадов увидел на дне человеческой личности  фрейдовское "Оно", юнговское "коллективное бессознательное", атавистические  инстинкты и сексуальности в своих примитивно всеобщих формах. Выявление изначальных архетипов подсознания и особенностей образного восприятия мира художником  дифференцировано на конкретных устойчивых образах, перманентно "редуцируемых" им в своих картинах.

Пристрастие художника к волшебству метафорической игры, к причудливым амальгамам, к трагически фривольному изображению жизни и смерти, любовь к изначальному мировому беспорядку, где можно все заново и заново компоновать, ярко проявляются в его произведениях.   Мирджавад Джавадов - тип художника, у которого акт творчества совершенно органичен, неотъемлем от его природного существа, и, изливаясь мощной волной, погребает под собой рассудочную рефлексию.

Во имя правды переживания он подчас идет наперекор "эстетическому". Он не склонен ставить "чувство изящного" в привилегированное положение и жертвовать ради этого  полнотой переживаний. Для него искусство - нечто иное, чем мир красоты. Это катарсис, освобождение и "показатель температуры".

Светлана Хромченко, старший научный сотрудник  Государственного музея искусств народов Востока в Москве:

- Мирджавад Джавадов стоит у истоков целого направления современной азербайджанской живописи. У него сейчас много и последователей, и подражателей, но это лишь отчетливее проявляет  уникальность, мощь и масштаб его дарования.

Он кажется пришедшим из эпохи гигантов и может встать вровень  с мифологическими героями, которые спорили с богами и сражались с демонами, отвоевывая право быть самим собой.

Его дерзновенная творческая мысль могла бы породить величественные пирамиды, в седой древности замышленные как вызов стихиям, как утверждение в природном хаосе интеллектуальной силы человека.

Но художник Мирджавад Джавадов в ХХ  столетии сделал иное - своим творчеством вернул искусству многие изначальные качества, подзабытые мельчающей культурой общества потребления и за десятилетия начисто вычеркнутые соцреализмом из национального искусства.

Подобно демиургу он создавал свой мир на холстах, на листах бумаги, а еще раньше - в арт-объектах: рельефах из битума, камня, цемента, и  этим бросал вызов и природе, и человеку.

В нефигуративных  работах, краской и кистью он словно вступал в спор с высвобожденными им же природными стихиями и укрощал их. А в сюжетных - творил свою мифологию, отвечая на вызовы современности и метафорически говорил  о нравственных и социальных проблемах, о драмах ХХ века.

Он казался плоть от плоти той опаленной солнцем земли Абшерона и Гобустана, в недрах  которой течет маслянистая, способная вспыхнуть обжигающим пламенем нефть.

Произведения Мирджавада - экспрессивные, откровенные, иногда довольно брутальные - исполненные страсти, драматизма, бунтарского духа. Они резко полемизируют с изысканностью миниатюры - аристократического, рафинированного и достаточно позднего "цветка"  восточной культуры.

Вглядываясь в художественную ткань его полотен, непременно подчиняешься властному потоку "расплавленной магмы" его красок, попадаешь под воздействие невероятной мощи цвета и темперамента художника.

Человек, склонный видеть в искусстве философское отражение жизни, своими зрителями он считает  не тех,  для кого важно внешнее правдоподобие и комфорт собственного мироощущения, а тех, кого волнует правда искусства. Искусство Мирджавада, безусловно, близко такому зрителю, независимо от того,  рожден  он в России или в Азербайджане,  на Востоке или в Европе.

Мирджавад Джавадов.
Моя Декларация

На основе новейшей эстетики я преобразую реальность своих ощущений, и каждая моя картина - это не отражение мира, она сама есть МИР. В нем помещаю солнце, людей, луну, коней. Звезды на небе, узор ковра и кристалла - все проявления необъятной жизни пульсируют на холстах… Они - единая картина, непрерывная музыка, подобная фуге Баха. В полифонии гротеска и нежности, чудовищности и лучезарья  я разворачиваю фантасмагорию БЫТИЯ, где звучит контрапункт ДОБРА и ЗЛА.

Цвет - квинтэссенция моих этико-эстетических представлений, основа которых - СВЕТ. Я заливаю потоком красок Вселенную, плачу и восторгаюсь, слушая какофонию своих детищ. Перенасыщая краски и образы, перегружаю пространство, громоздя картину за картиной - ставлю ГОРУ на ГОРУ. Возрождаю дух титанов. Я родился на земле Абшерона, но поднялся над ней своим творчеством туда, где сталкиваются ветры  Гольфстрима и Тихого океана,  земли эскимосов и Африканского континента.

Подготовила Галина МИКЕЛАДЗЕ