17 августа — день рождения Муслима Магомаева

На сей раз — 70-летие. Юбилейная дата, которая у тех, кто  помнит его всегда, а не вспоминает по тому или иному поводу, пробуждает потребность рассказывать как можно больше из того, что мы знаем о нем, чем он дорог нам и каким останется на века… 

Мне посчастливилось много раз беседовать со знаменитым певцом, ощущать его готовность быть искренним и  говорить о сокровенном. А это очень помогало по-журналистски  честно проследить его путь к славе, останавливаться на вехах, сформировавших личность, —  то есть зримее представить его человеческий и творческий подвиг.

Самой дорогой публикацией стал большой очерк, посвященный  60-летию певца, когда он сам, вольно или невольно, очень облегчил мою задачу. Нет, не тем только, что к тому времени более полувека у всех у нас на слуху было его замечательное пение, что мы привыкли к величественной красоте этого артиста, к его ошеломляющему успеху у самой широкой публики, знали цену его репертуару, манере исполнения, когда выразить восторженное ко всему этому отношение, признательность совсем непросто без опасения, что может не хватить слов, эмоций и знаний. Помощь тут другого плана. Дело в том, что на те многочисленные вопросы, которые было необходимо задать юбиляру прежде, чем начать писать о нем, к тому времени он уже ответил. Да, да, ответил в своей замечательной книге, которую назвал «Любовь моя — мелодия». И которая не стала перечнем фактов биографии — честный и откровенный рассказ Муслима Магометовича о себе позволяет получить полное представление обо всем, что я обязательно спросила бы у него, если б имела возможность взять в те дни интервью.

Более всего как личность Муслим Магомаев  предстает именно в отборе материала для книги, в перечне фактов и имен людей, участие которых посчитал важным в процессе формирования его профессионализма и мировоззрения в детстве, юности и потом, по жизни.

То, как он интерпретирует события, с каким уважением относится к окружающим, как умеет  быть благодарным, позволяет во многом понять истоки  неординарности этого не просто талантливого, но и принципиального, честного, искреннего, благородного человека...

Предыстория

Конечно, то, как сложилась жизнь Муслима, предопределила судьба. Его нарекли полным тезкой Муслима Магомаева — замечательного композитора и дирижера, сподвижника Узеира Гаджибекова, одного из основателей азербайджанского профессионального музыкального творчества, — как бы закрепляя надежду близких на то, что внук должен повторить путь своего великого деда.

О том, каким был дед, Муслим год за годом узнавал от старших членов семьи — он родился в 1942 году, спустя пять лет после смерти Магомаева-старшего, но, ощущая в себе чувство гордости и «фамильные черты» — музыкальность, жизнелюбие, щедрость, — старался как можно больше узнать о нем.

У деда Муслима и бабушки Байдигюль было два сына — Джамалетдин и Магомет, отец Муслима-младшего. Магомет был человеком талантливым: нигде не учась музыке, он хорошо играл на рояле, пел. Увлекающийся, упрямый, драчливый, поэт в душе,  он мог быть легкомысленным и суровым в своих принципах, честолюбивым романтиком и мужественным человеком.   Именно такой человек и должен был ринуться на фронт с началом Великой Отечественной войны, чтобы, пройдя по ее дорогам длинные три года, погибнуть недалеко от Берлина в преддверии долгожданной победы, оставив сыну лишь несколько  полных пронзительной любви писем, звучащих как завещание.  

Талантливый театральный художник, Магомет оформлял спектакли в Баку и Майкопе, где и встретил свою суженую — Айшет Ахмедовну. Это была яркая драматическая актриса с великолепными внешними данными, весьма эффектная на сцене, где выступала под фамилией Кинжалова.

У нее был хороший голос — неслучайно она говорила сыну, что голос он унаследовал от нее.

Впоследствии сын объяснил одаренность и красоту матери именно тем, что в ней «намешано много кровей»: ее отец был турок, мать — наполовину адыгейка, наполовину русская.

Айшет часто меняла театры, в которых работала, много ездила, и потому на просьбы отпустить с ней внука бабушка никак не соглашалась, оттягивая момент расставания с ним, хотя однажды Муслиму довелось пожить вместе с матерью в городе Вышний Волочок, где она тогда работала.

Большая часть детства и юность Муслима прошли в семье бабушки, дяди — Джамалетдина Муслимовича Магомаева и его супруги Марии Ивановны, заменивших ему родителей. Благодаря им он не заметил своего сиротства, жил в обстановке, позволявшей чувствовать себя нормальным бакинским мальчишкой —  из тех, что не придавали значения национальности друга, положению его  родителей в обществе и почти поголовно увлекались музыкой.

Именно в Баку он получил великолепное музыкальное образование, обрел утонченный вкус, хорошо усвоил с детства, какими должны быть нормальные человеческие отношения, и — главное — имел все условия для того, чтобы заниматься любимым делом.

Муслим рано понял, что получает удовольствие от того, что его пение нравится другим, выделяет его среди сверстников, и, видя себя артистом, наряжался, изображая Фигаро, Риголетто или Раджа Капура, мастерил марионеток для кукольных спектаклей, которые разыгрывал с друзьями.

Разучивая гаммы и этюды за роялем как ученик музыкальной десятилетки для одаренных детей, он с годами все больше увлекался пением. Жадно прослушивая грампластинки самых знаменитых певцов мира, пел сам, подражая таким как  Карузо, Тито Руффо, Джильи, Баттистини. К счастью, в доме сохранились пластинки деда, а потом появилась возможность покупать «ребра» — записанные кустарным способом на рентгеновской пленке популярные песни в исполнении замечательных итальянцев...

Это был генетически заложенный интерес, но это была и культурная среда — Муслима окружали замечательные музыканты, его формировала атмосфера в семье, в которой он вырос, музыкальная школа, потом музыкальное   училище, консерватория с ее великолепными педагогами, ставший родным оперный театр.

Он только начинал догадываться, что обладает замечательным голосом, и, польщенный вниманием окружающих, охотно много пел, в надежде услышать профессиональную оценку своих способностей — на встречах с друзьями, в художественной самодеятельности — до тех пор, пока открылся дяде в том, что его не привлекает карьера пианиста и композитора, а чертовски нравится петь.

Дядя, как Муслим понял потом, был строгим только на вид — он был заместителем председателя Совета министров Азербайджана, а потом долгие годы — постоянным представителем нашей страны в Москве — положение, заботы обязывали быть собранным, к тому же тогда было принято «не баловать детей». На деле же он был тонким, любящим отцом для племянника, с детства проявлявшего гордость и самостоятельность, упорство и самокритичность.

Даже получив известные навыки в вокальном искусстве в классах у самых замечательных педагогов в Баку, тем не менее Муслим продолжал сомневаться: есть ли у него настоящий голос, следует ли ему посвятить себя пению. Сомнения рассеял  специалист по голосовым связкам и пению, к которому посоветовал обратиться именно дядя, сменивший гнев на милость и понявший: «у мальчика это всерьез». А московское светило сказал: «Пойте себе на здоровье!» И это прозвучало как приговор!

Начало

Муслиму было всего двадцать лет, когда к нему пришла мировая слава. Он уже успел жениться, у него родилась дочь Марина, даже подзаработал денег, выступая на гастролях, когда пришло приглашение выступить на VIII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Хельсинки. Было это в 1962 году.

Он исполнял там «Бухенвальдский набат», «Хотят ли русские войны», итальянские лирические песни — пел много, выступая по несколько раз в день на разных площадках, в том числе и на улицах. Он настолько покорил слушателей и жюри, что удостоился медали лауреата как наиболее отличившийся участник. В те дни самая престижная пресса Москвы сделала его героем своих публикаций, а после выступления с оркестром по Центральному телевидению его стали узнавать повсюду.

Переломным моментом в своей биографии Муслим Магометович называет 26 марта 1963 года: в Москве состоялась Декада культуры и искусства Азербайджана, в столицу съехались лучшие художественные коллективы республики, признанные мастера и начинающая молодежь.

Концерты, в которых участвовал Муслим Магомаев, проходили в Кремлевском Дворце съездов — его принимали так восторженно, что однажды он посчитал возможным повторить на бис каватину Фигаро из оперы «Севильский цирюльник». Где ему было знать, что, по выражению сидевшего в ложе великого певца И.Козловского, это было проявлением «весьма небрежного отношения к своему голосу» — он был молод, он любил петь и не знал ничего о том, как следует беречь свой талант.

На следующий день художественный руководитель концертов Декады, наш известный композитор Тофик Кулиев представил Муслима Магомаева импозантному мужчине — оказалось, тот пришел пригласить восходящую звезду на прослушивание в Большой театр СССР. Молодой певец вежливо отказался: чувство гордости подсказало ему, что в столь прославленном коллективе он может оказаться на положении мальчика из Баку, которого каждый на свой лад станет учить уму-разуму.

Кстати, от приглашения дебютировать в Большом с «Севильским цирюльником» без единой репетиции Муслим Магомаев отказался и позже — после возвращения со стажировки в Италии... Но это было потом, а пока шел 1963 год, и после оглушительного успеха на концертах Азербайджанской Декады ему предложили  провести  сольный вечер в Концертном зале имени Чайковского.

Только посвященные знают, что это за зал, и что это за честь — получить право дать сольный концерт на его сцене!

Вообще как-то повелось, что Муслим не раз уже в те годы становился первым — то ли потому, что отличался смелым нравом, то ли время было особое, когда жизнь с приходом оттепели активно менялась. Практически мальчишкой он спел первый сольный концерт, да не где-нибудь, а в престижнейшем зале.

Он первым записал на фирме «Мелодия» в здании англиканской церкви оперные арии в сопровождении симфонического оркестра под руководством Ниязи. Он первым осваивал многие новшества с только что появлявшейся аппаратурой...  

Так вот... Муслим очень тщательно готовился к сольному концерту — в Баку и Москве. Позже он узнал, что толпа желавших попасть в зал имени Чайковского снесла входную дверь вестибюля. А пока, стоя за кулисами перед выходом на сцену,  испытывал неописуемое волнение. Откуда-то издалека услышав голос ведущей, коротко, без регалий назвавшей его имя,  ощутил полное, почти до потери сознания отрешение, когда практически не осознавая себя, шагнул на сцену перед полутемным залом, так и не поняв, что все проходы были плотно заполнены стоявшими людьми...

Вместо объявленных в программе шестнадцати вещей Муслим  спел двадцать три: Бах, Гендель, Моцарт, Россини, Шуберт, Чайковский, Рахманинов, Гаджибеков... Уже выключили в зале свет, увезли рояль, а к авансцене с балконов, с галерки все стекалась толпа слушателей — человек триста. Они стояли и неистово аплодировали — и тогда певец попросил вернуть рояль — началось незапланированное третье отделение: Come prima, Gvarda che Luna, твист Челентано «Двадцать четыре тысячи поцелуев»...

Надо ли говорить, что в музыкальной среде пошли разговоры о подобной вольности: негоже, мол, петь эстрадные песни в классическом концерте и т.д.

Помнит Муслим окрики секретаря ЦК КП Азербайджана по идеологии типа «Мы недовольны тем, что, кроме классики ты поешь разные там песенки, мы запрещаем тебе это!»

Помнил, как заместитель министра культуры СССР возмущался тем, что артист исполняет партии Фигаро и Скарпиа в театрах... на итальянском. «Трудящиеся могут не понять, о чем ты поешь!»

Очень важно отметить, что Муслиму Магомаеву благоволила тогдашний министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева. Воскликнув однажды: «Наконец-то у нас появился настоящий баритон!», она не раз проявляла здравый смысл и справедливость, чтобы переступить через бытовавшие чванство и тупость, выручала его из трудных ситуаций — тогда ведь каждый чиновник мог позволить себе воспользоваться своим правом «не пущать!», «запретить!», «проверить!» — партийная идеология строго регламентировала, что петь, где петь, сколько зарабатывать. Поддержка такой личности, конечно же, не раз его выручала — ведь доставалось Муслиму Магомаеву от «властных структур» не раз.

Стажировка в Италии

Конечно, стажировка в Италии оставила глубокий след в жизни певца. Поехал он туда от Азербайджана — персональное место ему было выделено как представителю республики, но в целом это был так называемый безвалютный обмен: в балете Большого театра СССР стажировались итальянские балерины, а в «Ла Скала» — советские певцы. Тем и другим платили крохотную стипендию, но баланс приходилось соблюдать.

Испытывая неимоверные материальные трудности, советские стажеры успокаивали себя тем, что в святая святых оперного искусства им дают возможность заниматься с опытными педагогами. Хотя как подарок судьбы восприняли даже получение обыкновенной продуктовой посылки, которую дядя Муслима передал с оказией — через приехавшего в Италию министра нефтяной и газовой промышленности СССР Сабита Атаевича Оруджева.

В первый сезон стажировки Муслим Магомаев подготовил всю партию Фигаро в «Севильском цирюльнике», второй посвятил партии Скарпиа в «Тоске». Но выступить на сцене «Ла Скала» ему так и не удалось: пришло известие, что итальянским стажеркам не дали выступить на сцене Большого театра, а в отместку  отказали в предусмотренном выступлении и советским певцам...

Правда, своего Фигаро уже после стажировки Муслим все-таки спел — его отлично принимали на оперных сценах Баку, Ленинграда, Вильнюса, Риги... А в Италии под занавес ему удалось блеснуть на малой сцене театра — в «Ла Пикколо Скала».  Там состоялся концерт, в котором звучал в основном русский репертуар и, в частности, знаменитая песня «Вдоль по Питерской», в исполнении Магомаева покорившая итальянских слушателей.

Летом 1966 года Муслим Магомаев попал во Францию — предстояло выступление на сцене знаменитого театра «Олимпия» в составе большой группы советских артистов. Рассказывая об этом событии, газета «Русская мысль» написала:

«Молодой певец Муслим Магомаев прислан из Баку и представляет Азербайджан. Он выступает последним номером, и публика не хочет его отпускать, устраивает ему более чем заслуженную овацию... Но когда Магомаев исключительным по красоте баритоном поет арию Фигаро по-итальянски, с прекрасной дикцией, отличным произношением и соответствующей живостью, публика начинает бесноваться. Затем он садится за рояль и, превосходно аккомпанируя себе, поет по-русски Стеньку Разина и «Подмосковные вечера» — две вещи, казалось бы, набившие оскомину даже у французов, в его исполнении звучат необычайно интересно. Исполняя «Подмосковные вечера», он вдруг оборачивается к публике и просит, конечно, по-русски, подпевать

«Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера...»

Не случайно, что гастроли еще продолжались, когда директор знаменитого театра «Олимпия» стал заводить речь о том, чтобы заполучить азербайджанского певца на год. Рекламу в Париже, во Франции он брал на себя, телевидение, пластинки — все по полной программе, после чего можно было бы рекламировать его по всей Европе, делать из него мировую звезду.

Директор не сомневался, что в Москве обрадуются, если певец из Советского Союза прорвется на европейскую эстраду, что этим будут гордиться, но... Фурцева отказала: Магомаев — наш государственный певец, его постоянно просят выступить на правительственных концертах!

Галина МИКЕЛАДЗЕ

(Продолжение следует)