Творчество Фуада Шафиева сродни уличному джазу: импровизация, которая строится на глубоком понимании ритмов города

Фотография - это не просто мгновение, запечатленное камерой. Это умение видеть мир так, будто каждый его фрагмент - кадр из фильма. Именно этим отличается творчество нашего соотечественника, проживающего в США, фотографа Фуада Шафиева.

Фотография всегда стремилась соперничать с кино, и, пожалуй, самые выразительные ее страницы написаны тогда, когда фотограф видел мир как режиссер. Работы Фуада Шафиева можно смело отнести к этой линии: в них нет случайности, даже если они рождаются в самой гуще повседневности. Каждый его снимок выглядит как кадр из фильма, где сюжет не завершен и требует продолжения. В этом - его главная сила. Он снимает не предметы и лица, а ситуации, которые вбирают в себя драматургию момента. Нью-Йорк в объективе его камеры превращается в оригинальную декорацию: метро, улицы, вечерние проспекты - все это сцены большого городского спектакля, где люди играют роли, о которых они сами, возможно, даже не догадываются. Взгляд фотографа выделяет из множества лиц самые выразительные: кто-то застывает в полумраке, кто-то уходит в себя, а кто-то встречает его взгляд - и в это мгновение рождается сюжет.

 «Я купил свою первую цифровую камеру в 2017 году - тогда мне казалось, что для съемки фильмов. Разумеется, для кино одного фотоаппарата мало, но его оказалось достаточно, чтобы наблюдать за жизнью. Мне нравится думать, что у всего вокруг есть своя история. Мое творчество - это собрание некоторых из них, которые мне удалось запечатлеть на своем продолжающемся пути, - рассказывает фотограф. - Я снимаю спонтанно, никогда ничего не планирую. Возвращаясь с мероприятий, по вечерам, могу фотографировать совершенно незнакомых людей. Я инстинктивно выбираю героев своих снимков, заранее представляя, какой реакции стоит ожидать. Если чувствую, что возможна негативная реакция, могу попросить разрешения, но чаще предпочитаю не предупреждать. В Нью-Йорке с этим нет проблем: люди здесь очень открыты к проживанию необычного опыта».

Фуад Шафиев следует традициям уличной фотографии, при этом его стиль обладает уникальной интонацией. В его снимках чувствуется нерв Картье-Брессона, для которого был важен «решающий момент», когда все - движение, свет, композиция - складывается в один кадр. Город в его работах становится источником множества историй, и в каждом отражении витрины, в каждом случайном взгляде угадывается драматизм и тайна. Иногда его манера напоминает Роя Декараву, чьи фотографии тонули в мягких тенях и будто звучали джазовым аккордом. Но если у Декаравы тьма - это бархатистость и поэтичность, то у Фуада Шафиева - часть кинематографического пространства, своего рода сцена, где персонажи словно освещены софитами. Параллели с великими фотографами не умаляют, а напротив - ярче выявляют неповторимый почерк Фуада Шафиева. Он далек от постановочной театральности Грегори Крюдсона, который превращает фотографию в киноэпопею со съемочной группой и сложными декорациями. Его работы рождаются на лету, спонтанно. Как он сам признается, он никогда не планирует съемку, а действует по наитию, инстинктивно выбирая героев и доверяя чутью. Это сродни уличному джазу: импровизация, которая строится на глубоком понимании ритмов города. Он также противоположен Синди Шерман: там, где она сознательно играет с масками и выстраивает кадры как стилизацию под кино, Фуад Шафиев улавливает естественные маски, которые люди носят ежедневно, превращая их в часть невидимого сценария жизни. Каждая фотография - самостоятельная история, но все они вместе складываются в хронику города, рассказанную языком фотографии. Кажется, что зрителю остается лишь нажать «плей» - и истории продолжат свое движение. Именно поэтому работы фотографа производят эффект недосказанности: зритель не просто смотрит, он начинает додумывать, проживать, сочувствовать. Важно и то, что его герои - обычные прохожие. Это не актеры, не модели, а люди, встреченные случайно: пассажиры метро, уличные музыканты, влюбленные пары, старики, возвращающиеся домой. Их не готовят к съемке, им не предлагают позировать. И все же в этих лицах, жестах и позах проявляется подлинная кинематографичность.

В этих работах есть то, что можно назвать философией уличной фотографии: наблюдение становится способом понимания мира. Каждый кадр несет в себе драматургию, и именно это роднит его с кино - не внешняя форма, а способность строить повествование в одном кадре.

Но вместо съемочной площадки его «кино» стало происходить вокруг - в будничной жизни, в незапланированных встречах, в спонтанных ситуациях. Фотография оказалась для него не менее выразительным языком, чем кинематограф: каждый снимок не просто фиксирует, а разворачивает сюжет, приглашает зрителя додумать и продолжить историю. В них есть напряжение, внутренняя динамика и та особая поэтика момента, которую невозможно воспроизвести дважды.