Проверка на зрелость, глубину и честность художественного жеста

В Государственном театре пантомимы состоялся показ спектакля İblis, поставленного режиссером Бахрузом Вагифоглу по произведению Гусейна Джавида.

Уже сам выбор материала задает высокую планку. İblis - не произведение о зле в бытовом смысле, оно о природе соблазна, об искушении как процессе, о внутреннем разломе, который может годами оставаться невидимым, пока не уничтожит человека изнутри. Гусейн Джавид писал о трагедии духа, о хрупкости человеческого существа, о той незаметной границе, где человек перестает быть самим собой. Именно поэтому постановка этого произведения всегда проверка: на зрелость, глубину и честность художественного жеста. Она требует от режиссера умения заставить зрителя услышать тишину, почувствовать невидимое. В пантомиме, где слово отсутствует, задача только усложняется - жест должен стать мыслью, движение - философией. 
Бахруз Вагифоглу предложил свое, несомненно современное, энергичное и визуально насыщенное прочтение. Хореография структурирована, выверена, не перегружена случайными движениями. Актеры работают в единой пластической системе, создавая сложный орнамент эмоций, состояний и смыслов. Свет выступает не просто сопровождением, а самостоятельным инструментом, формирующим атмосферу сценического действия. Музыка же выстраивает драматургию напряжения - от тревожного шепота до почти симфонического давления. Сценическое пространство живет: меняется ритм происходящего. Несомненно, труппа театра проделала огромную работу - все элементы формы выстроены аккуратно, профессионально, эстетично. Визуальное богатство впечатляет, захватывает внимание, иногда даже подавляет его. Но именно здесь возникает главный вопрос: способна ли столь насыщенная форма вместить философскую глубину творчества Гусейна Джавида? 
Парадокс в том, что в стремлении осовременить İblis и выразить его язык через динамичную, активную визуальность, режиссер невольно усиливает внешнее, при этом ослабляя внутреннее. Там, где автор строит смысл вокруг размышлений, духовного надлома, постановка предлагает яркость, громкость, экспрессию. Эффекты - световые, звуковые, пластические - безусловно, красивы. Но они вступают в противоречие с сутью произведения, которое требует иного инструментария: - не взрывов, а тишины, - не блеска, а погружения, - не темпа, а паузы, - не метафорического шума, а внутреннего озарения. 
На фоне общей визуальной доминанты особенно выделяется исполнитель главной роли - Нурлан Рустамов. Его работа - пластический поток сознания, в котором мысль рождается в движении. Он не демонстрирует эмоцию - он ее проживает. Его движения точны, наполнены внутренним сопротивлением и болью. Его «падения» выглядят не как сценические задачи, а как реальное крушение человека.  Именно благодаря Рустамову появляются моменты, где спектакль наконец достигает нужного нервного напряжения - когда зритель перестает наблюдать и начинает сопереживать.
Режиссер активно работает с символами: кольцо, крест, красный цвет, мотив расстрела, пластические ритуалы - все это создает сеть скрытых смыслов. Но возникает вопрос: насколько они помогают, а насколько - лишь усложняют визуальный язык? Символы читаются, но они не всегда развиваются драматургически, не всегда прорастают в глубокий смысл. Иногда кажется, что они добавлены как атмосферные детали, а не как структурные элементы философской концепции.
Постановка Вагифоглу - смелая, современная, визуально выразительная работа. Она впечатляет, удивляет, формирует стилистически цельное пространство.  Однако важно спектакль вызывает вопросы. Он провоцирует мыслить, спорить, искать недосказанное. Он заставляет возвращаться к Гусейну Джавиду, перечитывать, сопоставлять. А значит запускает диалог между классикой и современностью.