Как Иран легитимировал тиранию

В Иране по-прежнему неспокойно, и причиной всех общественно-политических и социально-экономических потрясений, которые наблюдаются в этой стране за последние пять месяцев, является его духовно-политическое руководство.  

Нас порой мучают вопросы о том, к чему приведут эти процессы, как можно квалифицировать происходящее, переживает ли Иран очередную революцию?..

Чтобы ответить на эти вопросы, достаточно окинуть взглядом недалекую от нас историю, являющуюся прекрасным опытом и примером для нынешнего поколения.  

«Иран не находится в революционной или даже «предреволюционной» ситуации», - гласило предисловие к оценке разведки ЦРУ, опубликованной в августе 1978 года.

Но, как оказалось, шах Мохаммед Реза Пехлеви покинул Иран 16 января 1979 года, и уже через месяц после его отъезда имперская армия заявила о своем «нейтралитете» в ходе революции, фактически уступив власть аятолле Рухулле Хомейни. 

С этой точки зрения провал разведки в 1979 году должен послужить предостережением для любой оценки стабильности режима в Иране и других странах.  

Тем не менее Исламская Республика, переживающая кризис легитимности, аналогичный кризису режима Пехлеви в конце 1970-х годов, демонстрирует прекрасную устойчивость. Протесты, которые вспыхнули в Иране в сентябре 2022 года и продолжаются поныне, носят более массовый, затяжной и жестокий характер, чем предыдущие протесты в истории Исламской Республики, но выживание режима еще никогда так сильно не подвергалось опасности, как сейчас.  

Возникает вопрос: чем­ об­ъясняется упорство ИРИ, несмотря на кризис легитимности и народные протесты? Частично ответ на этот вопрос можно найти в институционализированной природе Исламской Республики, а также экстернализации режимом кризиса, безжалостности и прагматизма. С момента создания она получила свою легитимность из трех основных источников: религии, выборов и деятельности, в частности в качестве поставщика услуг и ресурсов. С годами сила всех трех источников уменьшилась.

Конституция ИРИ, которая была одобрена 98,2 процента  имеющих право голоса избирателей на референдуме в марте 1979 года, и конституционная поправка 1989 года наделяют духовного лидера Ирана почти диктаторскими полномочиями. Знала ли иранская общественность, за что она голосовала, передавая такие полномочия клерикальному лидеру? Однако ясно, что в то время иранское общество было гораздо более религиозным, чем сегодня, как задокументировано Штабом по поощрению добродетели и предотвращению порока.

Хотя нет уверенности в том, что религиозная часть общества обязательно поддерживает режим, общий упадок религиозности предполагает аналогичное снижение степени легитимности политической системы, основанной на особой интерпретации ислама.

Выборные должности в ИРИ также переживают кризис легитимности. Несмотря на свой манипулятивный характер, выборы в стране исторически обеспечивали определенную степень народного представительства и, следовательно, легитимность. Режим не допускал к выборам кандидатов, которых считал идеологически нонконформистскими или нежелательными по тем или иным причинам, но чаще всего предоставлял избирателям широкий выбор среди кандидатов, предварительно одобренных режимом. Различия между кандидатами были реальными, как и их приоритеты.

Это видно из отличающихся друг от друга послужных списков президентов, побеждавших на выборах за последние несколько десятилетий: Али Акбар Хашеми Рафсанджани (1989-1997) проводил экономическую либерализацию, Мохаммад Хатами (1997-2005) обещал, но не смог осуществить политическую либерализацию, популистская программа Махмуда Ахмадинежада (2005-2013) мобилизовала обездоленных иранцев против его предшественников, Хасан Рухани (2013-2021) безуспешно пытался возродить политику эпохи Рафсанджани. Однако, как видно из сильно манипулируемого процесса, который обеспечил Ибрагиму Раиси путь к президентству в 2021 году, избиратели все чаще бойкотируют выборы из-за отсутствия реального выбора и, по-видимому, существует корреляция между снижением политического участия и ростом уличных протестов.  

Низкая эффективность режима, в частности, в качестве поставщика услуг и ресурсов, является еще одним ослабленным источником легитимности: под тяжестью режима международных санкций и из-за неэф­фективного управления правительство изо всех сил пытается сохранить поток денежных средств и услуг, которые оно ранее направляло широким слоям общества, чтобы заручиться общественной поддержкой. Правительство увеличило универсальный базовый доход, а также пенсии и зарплаты государственных служащих, однако оно не может угнаться за инфляцией в ущерб покупательной способности бенефициариев. Крупные благотворительные организации предоставляют помощь нуждающимся, но общее ослабление экономики способствовало сокращению и их услуг.

При всем при этом нас продолжает волновать вопрос: почему с упадком этих источников легитимности теократический режим в Иране все же смог выжить?

Оказывается, в отличие от режима Пехлеви, который был персонализированной диктатурой, ИРИ сильно институционализирована, что делает ее более устойчивой. Верховный лидер является центром власти среди множества центров власти, состоящих из правительственной бюрократии или фракций среди правящих элит, конкурирующих за политическое влияние и экономические выгоды. Вместо того, чтобы воспользоваться своими конституционными диктаторскими полномочиями и навязать свои предпочтения, верховный лидер аятолла Али Хаменеи вовлекает различные центры власти и правящие элиты в процесс принятия решений, выступая в качестве последнего арбитра среди этих конкурирующих центров власти. Это не только обеспечивает лучшее управление и защищает систему от ошибок верховного лидера, но также помогает разделить бремя ответственности и вины в случае провалов политики.

Последнее имеет первостепенное значение из-за плохого опыта Хаменеи в управлении внутренними кризисами, о чем свидетельствует его первоначальный отказ признавать, не говоря уже о каких-либо действиях, факт кризиса в стране. Например, в первый день протестов в сентябре 2022 года Хаменеи не упомянул о них в семиминутном обращении к группе студентов, отмечающих религиозный праздник. И хотя протесты быстро распространились по стране, верховный лидер также избежал этой темы и в своем втором публичном выступлении 21 сентября, обращаясь к ветеранам войны с Ираком. Лишь 2 октября, обращаясь к выпускникам офицерских академий, Хаменеи прокомментировал «последние события». Хотя по неясным для общественности причинам Хаменеи оставался вне поля зрения и, похоже, не участвовал в повседневном управлении кризисом, этим управляли институты режима и центры власти.  

Режим также пытался экстернализировать кризис, в частности нацелившись на Иракский Курдистан, где размещаются вооруженные курдские оппозиционные группы Ирана, и Саудовскую Аравию, которая, как сообщается, финансирует Международное телевидение Ирана (МТИ), чья роль в протестах в Иране аналогична роли телеканала «Аль-Джазира» во время восстаний «арабской весны».  

К 24 сентября Tabnak News, близкий к бывшему командиру Корпуса стражей исламской революции (КСИР) Мохсену Резаи, сообщил, что КСИР обстрелял позиции курдской вооруженной оппозиционной группировки «Комала» в Иракском Курдистане, чтобы предотвратить их дальнейшее проникновение в Иран с целью провоцирования беспорядков и восстания.

17 ноября генеральный директор MI5 сообщил, что его организация обнаружила не менее 10 потенциальных угроз похитить или даже убить британцев или проживающих в Великобритании лиц, которых считают врагами режима. Его заявления могут быть завуалированной ссылкой на угрозы в адрес штаб-квартиры МТИ в Лондоне.

Понятно одно, что внутри Ирана режим был безжалостен. В то время как правоохранительные органы и ополчение «Басидж» изначально снисходительно относились к протестующим в Тегеране и других крупных населенных пунктах, КСИР мобилизовался на периферии Ирана, населенной религиозными и этническими меньшинствами. В частности, в отношении иранской провинции Курдистан и населенных курдами городов в провинциях Западный Азербайджан и Керманшах, куда действительно могла проникнуть вооруженная курдская оппозиция Ирана, а также в провинциях Систан и Белуджистан.  

Накануне очередные антиправительственные митинги и демонстрации прошли в таких районах Тегерана, как Нармак, Тегеранпарс, Садеге, Шахрар, Багери и Пирузи. Самая многочисленная акция протеста, в ходе которой участники скандировали лозунги «Смерть Хаменеи - проклятие Хомейни», «Сепах - главный преступник иранского народа», прошла на столичном бульваре Кешаварз. Протесты также состоялись в Карадже, Ширазе, Санандедже, Бендер-Аббасе, Абадане, Ахвазе, Исфахане и Йезде, где участники акции перекрыли улицы этих городов горящими покрышками. Громкая акция прошла также в Джаванруде, где учащиеся колледжа для девушек прошли по центральной улице этого города с лозунгами «Смерть диктатору» и «Нет исламской республике».

Комментируя внутриполитическую ситуацию в стране, лидер оппозиционного «зеленого движения» 2008 года, находящийся в данный момент под домашним арестом, Мирхуссейн Мусави заявил, что авантюристическая политика властей Исламской Республики, вражда со всем цивилизованным миром, колоссальная коррупция в валютно-финансовых учреждениях, удушение культуры, отсутствие свобод и жестокое подавление прав женщин, мужчин и даже детей открыли народу глаза на тщетность надежд на возможные перемены. Мусави считает, что кризис парализовал все сферы страны - экономику, управление, внутреннюю и внешнюю политику, экологию, социальную сферу и культуру.

Что касается человеческих жертв, то в результате столкновений пострадали как протестующие, так и правительственные чиновники. В общей сложности протесты 2022-2023 годов унесли жизни 592 протестующих и 73 государственных служащих, что больше, чем общее число погибших в шести предыдущих крупных протестах в Иране, имевших место с июня 1981 года.

Однако режим, или конкретно КСИР, сочетал безжалостность с прагматизмом и замечательной идеологической гибкостью. В отличие от Хаменеи, который в своих комментариях по поводу протестов обвинил США, Израиль, запрещенную организацию «Моджахедин-э-Халк», сепаратистов, сторонников бывшего наследного принца Ирана и даже потомков агентов дореволюционной разведки Ирана, КСИР использовал своих политических союзников, чтобы обвинить Штаб по пропаганде добродетели и предотвращению порока в провоцировании этих протестов.

Обвинения КСИР в адрес полиции нравов в качестве козла отпущения могут быть ранним признаком расставания этой организации с непопулярным иранским духовенством. КСИР может не возражать против предоставления личных свобод гражданам, что находит отклик у городского среднего класса. Вопрос в том, достаточно ли личной свободы городскому среднему классу, и если да, то как долго, ведь это может привести к требованиям и политической свободы.  

В конце концов, средства, которые до сих пор использовал режим для подавления протестов и сохранения своего существования, обеспечивают лишь временное решение кризисов, с которыми сталкивается Исламская Республика.

Резюмируя, можно также с уверенностью подчеркнуть, что сложившаяся ситуация в Иране имеет беспрецедентный характер, т.к. затрагивает самые острые проблемы общественно-политической, социально-экономической, этнической, культурной и военной жизни страны. 

Абульфаз БАБАЗАДЕ,

«Бакинский рабочий»