КСИР рискует слишком многим, чтобы уйти мирно

Протесты в Исламской Республике Иран, которые длятся уже третий месяц, как по охвату, так и по содержанию выходят за рамки протестов 2009 и 2019 годов. Они, безусловно, сильно сотрясают Исламскую Республику, но удастся ли протестующим добиться своих целей? Вопрос, конечно, требует особого анализа.

По последним данным протестующие призвали к трехдневной всеобщей забастовке в стране, которые грозят парализовать страну. Наблюдатели в свою очередь предупреждают, что даже если бы новость об упразднении полиции нравов подтвердилась, это все равно не остановило бы протесты.  

Судя по ситуации, протестное движение набирает обороты. И даже если новость об упразднении полиции нравов не соответствует действительности, то сам факт того, что вопрос обсуждается, уже передает четкий сигнал: политические и государственные институты загнаны в угол, они пытаются демонстрировать непредубежденный подход, не идя, однако, на существенные уступки.  

Волна протестов, вызванная убийством молодой студентки, быстро превратилась в антиправительственное неповиновение и представляет собой, по мнению различных наблюдателей, самую серьезную угрозу государственности Исламской Республики за последние годы. Сегодня политические аналитики и мировые СМИ задаются практически одинаковым вопросом: можно ли квалифицировать происходящее в Иране в качестве революции? 

Попытаемся разобраться в этом и мы.  

Окинув взглядом историю Исламской Республики, мы видим, что народные восстания в Иране были часты и даже тогда, когда страна называлась Персией.

Поэтому прежде чем интерпретировать сегодняшние протесты как полномасштабную революцию, любой анализ ситуации должен избегать обобщений. Несомненно, в данный момент имеют место массовые, устойчивые и, прежде всего, спонтанные демонстрации, а предположение правительства о том, что мятежи провоцируются внешними элементами, не выдерживает критики.  

Как показали различные протесты, миллионы иранцев годами требуют более либерального, современного и развивающегося Ирана. Однако для Исламской Республики характерны, даже в нестабильной фазе последних нескольких лет, глубокие разногласия, выходящие далеко за рамки религиозных вопросов, тем более что ныне в борьбу вовлечены разные поколения, а также различные религиозные и военные институты.  

Одна из главных сложностей заключается в том, что, несмотря на исламскую революцию и ее де-юре теократическую конституцию, все большее число иранцев вообще не религиозны. Иранское общество хорошо образовано и не так радикально, как в других мусульманских странах. И если революции 1979 года удалось свергнуть шаха, то это произошло еще и потому, что аятоллы получили значительную поддержку со стороны светских элементов, таких как партия «Туде» («левые») и социалистов, таких как Абул-Хасан Бани Садр или Садек Кобзаде, оккупировавших важные институциональные посты сразу после революции, под влиянием интеллектуала Али Шариати, создавшего теорию сочетания исламской и социалистической политической философии.  

Напротив, многие иранцы, которые в прошлом поддерживали революционные «реформы» Хомейни, по-прежнему верят в более консервативное государство, тесно связанное с принципами и заповедями Корана, и рассматривают Запад и Саудовскую Аравию (суннитов) как стратегическую экзистенциальную угрозу. Тем не менее исход протестов, если им удастся сломить руководство и свергнуть теократический порядок, совершенно неясен. Даже если преждевременно утверждать, как это сделали лауреат Нобелевской премии Ширин Эбади и племянница аятоллы Хаменеи Фарида Мурадхани, что мир является свидетелем «начала конца иранского режима», мало кто сомневается в том, что возврат к статусу-кво уже невозможен, и что протесты все-таки приведут к существенным изменениям, вероятным попыткам реформ и возможному краху иранского государства.  

Но приведут ли они к свободе, за которую ратуют протестующие, вопрос не из легких, а некоторые аналитики вообще считают, что это совершенно другой вопрос.  

Протесты, безусловно, бросают вызов легитимности иранского правительства, и они несут импульс широко распространенного экономического и социального недовольства, которое уже взорвалось гораздо более структурированным образом в 2019 году.  

Те протесты в качестве широкого и межклассового движения, бросившего вызов системе, отчасти были вызваны неудачными попытками тогдашнего реформистского президента Хасана Рухани добиться обещанного смягчения экономических санкций Запада после решения президента США Дональда Трампа выйти из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВДП) 2015 года по иранской ядерной программе.  

Попытки Рухани были сокрушены как администрацией США, так и политическими элементами в иранском правительстве, не желавшими идти на уступки Западу, а именно в вопросах сокращения помощи «Хезболле» в Ливане, поддержки сирийского правительства Башара Асада и ослабления националистического режима правительства.  

Хотя в ИРИ нет политических партий, как во многих демократических системах, вдохновленных Западом, в стране действуют фракции, которые можно в общих чертах охарактеризовать как консерваторов, реформистов и прагматиков.

Однако до сих пор иранскому правительству и, в частности, верховному руководству удавалось законодательно и неуклонно ограничивать влияние реформистов и прагматиков, даже если у двух соответствующих лагерей были и президенты в лице Хатами и Роухани, которые представляли их интересы. Хатами и Роухани добились бы гораздо большего успеха в изменении Исламской Республики изнутри, если бы они пользовались большей поддержкой со стороны Соединенных Штатов - то есть благодаря отмене санкций. Это укрепило бы более демократически и светски ориентированные слои населения.  

Неясно, как долго продержится нынешний режим, но происходящие события демонстрируют некоторые аспекты способности двух сторон: первая модернистская сторона стремится к будущему и даже личным инновациям, в то время как вторая пытается удержать иранское общество в сфере влияния конкретных областей, связанных со строгим соблюдением догм религии и соответствующего этим догмам политического режима.

Тем не менее продолжающиеся санкции и отмена СВПД укрепили консервативные фракции в иранском парламенте и в обществе в целом. Таким образом Хаменеи смог сузить круг кандидатов, имеющих право на участие в выборах. И даже если в последние годы аятоллы сосредоточились на внутреннем социально-экономическом развитии Ирана и политической стабильности, их сторонники, как правило, являются защитниками жесткой линии, вдохновленной религиозным органом революции 1979 года.  

Более того, хотя многие иранцы могут желать более либерального и более «западного» типа общества, все они питают чувство недоверия к Соединенным Штатам, России, Европе и своим арабским соседям. Список примеров гнусного западного вмешательства довольно велик.  

Помимо хорошо известного свержения в 1953 году демократически избранного и светского, но националистического правительства Моссадыка, в учебниках истории до сих пор отмечается, что Иран стал жертвой западного «империализма».

Поэтому важно отметить, что хотя сегодняшние протесты ясно показывают, что значительное число иранцев хотят, чтобы режим был более терпимым, особенно по отношению к женщинам, и больше внимания уделял социальному развитию страны, экономики и благосостоянию всех слоев населения, в то же время многие иранцы считают, что действия клерикального режима носят не столько агрессивный, сколько оборонительный характер.  

Не прибегая к прошлому, надо также отметить, что у иранцев есть еще более актуальные причины не доверять Западу. Хотя граждане республики настроены националистически гораздо больше, чем их арабские соседи, это вовсе не означает, что большинство из них поддерживают усилия верховного лидера и КСИР по расширению влияния и контроля Ирана в регионе. Надо учесть эти и другие подобные конфликтные ситуации и, в частности, повестку дня, потому что, если игнорировать историю и намерения Ирана, любой серьезный геополитический анализ событий, происходящих в ИРИ сегодня, не только не сможет стать полезным для принятия решений по их определению, но и окажется совершенно излишним.

Поэтому то, что происходит в Иране сегодня, пока рано называть революцией. Хотя уже формируются предпосылки, но есть одно серьезное препятствие, которое нужно преодолеть. К примеру, большим препятствием, с которым столкнулся русский пролетариат в октябре 1917 года, была царская гвардия, в которой служили сочувствующие и менее склонные к насилию гвардейцы. А КСИР рискует слишком многое потерять, чтобы уйти мирно.

Абульфаз БАБАЗАДЕ,

«Бакинский рабочий»