или Как Европа оказалась в капкане своего выбора

Франция, некогда сердце европейской демократии, сегодня превратилась в театр противоречий и тревожных сигналов. За фасадом ее гордого наследия скрывается кризис, едва ли поддающийся легкому решению. 

Эмманюэль Макрон, демонстрируя элитистский и оторванный от народа подход, проводит политику, которая не только углубляет социальные разрывы, но и отдаляет страну от самого духа демократии. Его стремление усилить контроль и регламентировать внутренние процессы слабо соотносится с тем, что должна представлять собой либеральная демократия: уважение к голосу каждого, право на свободное самовыражение и открытые политические дебаты.

Тем временем Евросоюз, в котором Франция так усердно хозяйничает, вместо того чтобы стать объединением суверенных наций, все более напоминает политическое орудие бюрократии, устанавливая свои правила и принуждая страны-члены подчинятся единой идеологии. Демократия в такой системе становится не столько правом, сколько условием, зависимым от интересов избранного круга. Противоречия между национальной идентичностью и наднациональными структурами лишь обостряются, формируя почву для недовольства и подозрений.
Современные геополитические процессы показывают, что Европа, привыкшая к роли стороннего наблюдателя за глобальными бурями, сегодня как никогда чувствует свою уязвимость. А Франция, очевидно, более уязвима, если об этом говорит сам Макрон.
Так, в условиях непредсказуемого мира, где, как утверждают псевдодемократы, «травоядные» стремительно исчезают, а «хищники» безжалостно прокладывают свои пути, президент Франции Эмманюэль Макрон призывает европейских лидеров к тому, чтобы Европа отрастила «зубы», будучи готовой стать «всеядной» перед лицом глобальных угроз. В этом образе Макрона, впрочем, проскальзывает нечто от французской гордости, утверждающей свое доминирование, и крик о «единстве», который на поверку звучит как эхо французской амбиции.
«Мир делится на травоядных и хищников. Если мы решим оставаться травоядными, то хищники победят, и мы станем для них рынком», - настаивает Макрон. Но ведь Европа не только хищник или травоядное существо - она разум, культура и политический мост между цивилизациями. Его слова, произнесенные на фоне победы Трампа, больше напоминают угрозу в адрес союзников, нежели призыв к настоящей независимости.
Ставя под сомнение традиционные альянсы и высмеивая «мягкость» Европы перед угрозами, Макрон выглядит как гордый монарх, возвышающийся над дворцовыми интригами и жестоко критикующий «слабость» тех, кто стоит за демократией, не пренебрегая диалогом. Но его резкость оборачивается тем, что он сам становится заложником своей метафоры. Впечатление, что Европа - это только поле битвы, где нужно развернуть «топоры» и запустить механизмы отторжения, формирует скорее страх перед собой, чем готовность защищать ценности.
Европейская солидарность не строится на принципах доминирования, в ней нет места архаичному делению на «хищников» и «травоядных». Каждое слово Макрона о «всеядности» Европы разрывает тонкую нить, связывающую страны Евросоюза с их давними союзниками. С этим соглашаться многие не готовы, как и не готовы выслушивать высокомерные высказывания о «французском» единстве. 
Новоизбранный президент Соединенных Штатов Дональд Трамп в свою очередь предлагает миру иное лицо, которое при всех его противоречиях все же поднимает вопрос о выживании трансатлантического единства. Макрон, ослепленный собственной гордостью, в ответ на победу Трампа, вместо того чтобы налаживать связи, скорее подстрекает к изоляции. 
Ведь позиция Трампа и его жесткий, но прямой подход к международной и внутренней политике приобретают новый смысл. Он бросает вызов либеральному истеблишменту, не боясь нарушать «привычные правила». И хотя его методы часто подвергаются критике, они неизменно задают вопросы о подлинной роли демократических институтов, месте суверенитета и истинном влиянии избирателя на власть. Если Макрон представляет собой образ новой европейской бюрократии, то Трамп - символ противостояния и альтернативного взгляда на демократию в эпоху глобальных перемен.
Поэтому подобная политика ставит Макрона на грань критики. Его заявление, что Европа больше не может «делегировать свою геополитику» США, выглядит как агрессивная попытка «отрезать» Европу от старых альянсов, придавая этому процессу черты ожесточенной идеологии. Его риторика в действительности обесценивает дух открытости, свободы и демократии, которыми некогда славился ЕС. В своей попытке ослабить «влияние хищников» Макрон рискует сам превратиться в лидера, создающего пропасть между Европой и остальным миром, так как даже коллеги по ЕС сомневаются в его истинных намерениях, видя в этом лишь манифест французской исключительности.
«Если это означает поднять мосты и подготовить топоры, то спасибо, не надо. Мы хотим оставаться открытыми для трансатлантических отношений», - отметил один из европейских дипломатов, остро подвергнув критике позицию Макрона.
И, действительно, логика «всеядности», навязываемая французским лидером, тянет за собой не необходимость, а гипертрофированное ощущение угрозы. Приравнивая международную политику к игре «хищников» и «травоядных», он словно предрекает эпоху европейской агрессии, когда гордость превалирует над дипломатией. 
Может, Европе и нужно «отращивать зубы», однако чтобы быть не «всеядной», а способной поддерживать мир и благополучие для себя и других. Призыв Макрона, скрывающий идею, что Франция стоит во главе новой «всеядной» Европы, разрушающей союз ради тщеславия и страха, можно назвать не столько смелым, сколько опрометчивым шагом. В этом взгляде на Европу как на будущего «хищника» отчетливо виден гонор, который, пусть даже и красиво упакованный в манифест «независимости», никогда не будет настоящей европейской политикой.