Крах РПК трансформирует архитектуру угроз на Южном Кавказе

11 мая «Рабочая партия Курдистана» (РПК) - один из самых долговечных и радикальных вооруженных игроков на Ближнем Востоке - объявила о полном прекращении своей деятельности.

Это заявление прозвучало как выстрел в тишине: внезапно, резко, с мощным эхом в медиапространстве. Реакции последовали мгновенно - от сдержанного оптимизма международных наблюдателей до триумфального тона турецких официальных лиц, заговоривших о «новой эпохе». Но среди тех, кто годами строил идеологию на симбиозе с курдским движением, чувствуется не облегчение, а страх. И он особенно заметен в комментариях армянского тюрколога  Варужана Гегамяна.
Гегамян не стал вливаться в поток поздравлений. 

Его реакция скорее напоминала взгляд человека, заметившего обрыв впереди, когда поезд все еще мчится на полном ходу. Он напомнил, что РПК уже делала похожие заявления, и потому, мол, радоваться рано. Однако он упустил важное: сегодня ситуация иная. Все происходит на фоне тектонических сдвигов в региональной политике, и последствия могут быть куда масштабнее, чем предполагается.
По мнению Гегамяна, РПК благодаря вооруженному сопротивлению стала субъектом, с которым Турции приходилось считаться. За партизанскими действиями стояли не просто маргиналы, а четкая стратегия, дисциплина и мобилизация. Разоружение - это не акт доброй воли, а фактическое признание поражения. И это пугает тех, кто до последнего верил: путь к «историческим землям» лежит через винтовку и мину.
Для армянского реваншизма, особенно его подпольных и радикальных проявлений, крах РПК - не просто новость, а тревожный сигнал. Уходит якорь, на котором десятилетиями держались логистические схемы, идеологические формулы и мифология «параллельной борьбы угнетенных народов». Курдская «партизанка» была моделью и прикрытием, вдохновением и аргументом. Теперь, когда она покидает арену, остается пустота и угроза обрушения всей надстроенной конструкции.
Гегамян, как внимательный исследователь процессов в курдском и армянском радикальном движении, понимает, что речь идет о начале зачистки не одной группировки, а целой инфраструктуры. Его осторожные формулировки - не аналитика, а закамуфлированное беспокойство: игроки вчерашнего подполья могут завтра оказаться на скамье подсудимых международных трибуналов.
Армянские политические и околонационалистические круги сегодня судорожно пытаются нивелировать значение произошедшего. Их заявления о «тактической паузе» или «инсценировке» - это уже не анализ, а психологическая защита. Потому что они чувствуют: без РПК они остаются без прикрытия, более уязвимыми, более видимыми. Курдская винтовка больше не бросает тень, в которой можно было укрыться. И потому уход РПК - это не финал истории. Это начало. Начало новой фазы, в которой молчание может быть громче любой пропаганды.
Международные структуры, уставшие от этнополитического шантажа, начинают жестче маркировать границы допустимого. Мир все меньше готов терпеть идеологию, в которой террор и сепаратизм выдаются за «борьбу за права». Это особенно актуально для Армении, где в последние годы пытались оживить дух 1990-х, запуская новые нарративы о «национальном самоопределении» и скрывая старую жажду реванша. Но сегодня, когда даже закаленные в боях курдские командиры опускают оружие, такие попытки выглядят архаично и опасно.
Распад РПК - ясный сигнал. Он говорит тем, кто еще носит военный камуфляж в горах или политический в парламенте: время закончилось. История начинает закрывать счета. Гегамян это понимает. Его комментарии звучат и как предупреждение, и как горькое предчувствие: следом за РПК будут разоружены и демонтированы иные структуры, основанные на идеологии мести, мифе о вечной жертве и культуре насилия.
Армянским радикалам стоит пересмотреть свою политику в отношении Анкары, Баку, Москвы и других столиц, и заглянуть в зеркало. Там они увидят себя в том виде, в каком завтра может увидеть их Международный уголовный суд. Мир меняется. И тот, кто не успеет сбросить старую кожу, будет придавлен под обломками собственного прошлого.
Судя по всему, уход РПК с политической арены - не изолированное событие, а звено в цепи тектонических сдвигов, охватывающих не только Ближний Восток, но и весь Южный Кавказ. Для армянского реваншистского дискурса это не просто утрата союзника, это катастрофа легитимации. В регионе, где геополитика давно переплелась с символическим мышлением, каждый такой финал воспринимается не только как прецедент, но и как угроза.
После 2020 года, а тем более после осени 2023-го мифический «арцах» окончательно превратился в фантом. Его больше нет - ни на картах, ни в реальности, ни в международном правовом поле. Но он продолжает жить в умах как навязчивый образ «утраченной святыни». Именно этот образ использовали те, кто пытался вдохнуть «второе дыхание» в карабахский конфликт - через диверсионные группы, остатки армянских боевиков, пропагандистские сети.
До 11 мая этот фантом подпитывался иллюзией, что в параллельной вселенной РПК продолжает бороться, а значит, есть примеры, есть вдохновение и смысл сохранять подпольные структуры. Но теперь, когда даже опытнейшие курдские командиры приняли поражение как неизбежную цену выживания, карабахский фантом начинает рассеиваться. Он больше не вдохновляет, а пугает. Потому что все, что с ним связано, теперь автоматически попадает в категорию «потенциальной угрозы региональной безопасности».
Азербайджан, вернувший себе контроль над Карабахом, не просто восстанавливает города и дороги, но и создает новую архитектуру легитимности. В этом мире нет места для вооруженных формирований на этнической основе. Разоружение РПК стало мощным моральным козырем в руках Баку: если Турции удалось справиться с движением, в которое десятилетиями вливались миллиарды долларов, международные связи и поддержка, то судьба нескольких горстей проржавевших карабахских боевиков предрешена.
Армянская диаспора, особенно во Франции, США и Ливане традиционно играла роль «теневого штаба» в вопросах давления на международные структуры, распространения мифов о «геноциде» и поддержки вооруженного сопротивления под маской «правозащитной деятельности». Но теперь РПК больше не может быть выдвинута как аргумент в поддержку «борьбы с турецким милитаризмом». Напротив, теперь Турция ссылается на успешный пример РПК, предлагая другим этническим группам перейти в легальное поле.
Этот аргумент разрушает главный нарратив диаспоры, что с Турцией и Азербайджаном невозможно договориться. А если можно, то только за счет отказа от оружия и территориальных претензий. Для диаспоры, десятилетиями инвестировавшей в радикальные сети и группы влияния, это конец эпохи. Неудивительно, что в последние недели французские и американские армянские активисты усилили кампании против «гибридного мира», в котором террористам нет места для маневра.
Разоружение РПК трансформирует архитектуру угроз на Южном Кавказе. Регион, долгое время находившийся в состоянии управляемого конфликта, теперь начинает переходить в фазу управляемой стабилизации. И в этой новой парадигме армянский фактор, если он продолжит сопротивление логике нового мира, окажется маргинализованным и изолированным. Армения уже де-факто вышла из военно-политических альянсов, где могла бы рассчитывать на поддержку силового сценария. Отношения с Россией оказались в тупике. Запад, несмотря на свою политическую риторику, не готов продолжать финансировать старые конфликты. А собственный военный и дипломатический ресурс страны лежит в руинах.
Разоружение РПК - это тот самый «эффект домино», который был запущен извне, но который ударил по внутренним фундаментам армянской реваншистской системы. Вчерашний партнер по подполью стал символом окончания целой эпохи. И каждый, кто попытается игнорировать это, рискует оказаться в положении, в котором оказалась РПК: с пустыми складами, деморализованными сторонниками и сгоранием в международной памяти.
Гегамян чувствует страх, потому что он понимает: теперь больше не за что спрятаться. Война проиграна, даже на уровне модели. Если раньше хоть что-то позволяло ориентироваться, то теперь остались только растерянные взгляды, пустые лозунги и вопрос без ответа: кто следующий?
Армянские радикалы могут продолжать говорить о «национальной миссии», кричать о «предательстве», шептаться о «новых фронтах». Но за их спинами теперь нет ни логистики, ни примера, ни морального права. Только страх. Страх, что завтра кто-то в Женеве или Гааге откроет папку, в которой фамилии давно записаны, а страницы давно пронумерованы.