Мугам как олицетворение истории доисламского и мусульманского мира

Мугамные конкурсы, помимо выявления новых талантливых исполнителей, также нацелены на всемерную пропаганду и развитие этой традиционной музыки азербайджанского народа.

Мугамные состязания начинающих ханенде также играют колоссальную просветительскую роль, во время которой широкие слои общественности постигают нелегкую науку мугамного искусства. Однако если мугам выражает дух, чаяния и музыкальное мышление азербайджанского народа, возникает справедливый вопрос, - тогда почему же в названиях мугамов мы встречаем термины, - названия других мусульманских народов, - кюрд, фарс, хинди, названия городов Шираз, Исфахан, имена правителей?

Как известно, в Азербайджане 7 основных мугамов, - Rast. Şur, Segah, Çahargah, Bayatı-Şiraz, Şuştər и Humayun, - и 3 вспомогательных, - Şahnaz, Sarənc, и Çahargah второго типа.  

Опираясь на исследования азербайджанских знатоков мугама, мы попытались раскрыть некоторые моменты, интересующие всех поклонников мугама. Например, по мнению музыковеда Алекпера Алекперова, термины «кюрд» или «фарс» вовсе не говорят о том, что эти мугамы принадлежат курдскому народу или персам. «Kürd» - это измененная форма слова «Qurd», который в свою очередь является исторически принятым и воспеваемым тотемом тюрков, - Bayatı Qurd, Qurd ovşarı, Qurdi-Şahnaz. Такое же противоречие возникает в некоторых названиях мугамов, - Mahur-Hindi, Bayatı-Qacar, Şikəsteyi-Fars. Например, в персидских мугамах нет раздела по имени Şikəsteyi-Fars, они называют этот фрагмент «Ovşarı», означающий тюркское происхождение.

Мугамный жанр, будучи частью арабо-персидской культуры, не появился с зарождением ислама, он является продуктом тюркского национального мышления, в котором отразились как доисламские поверья и идеи, так и влияние ислама. Названия мугамов также отражают названия мест, где этот народ жил и имел связи с другими местами: Азербайджан, Карабах, Шираз, Исфахан, Ирак, Хиджаз, Ширван и т.д. Например, если история Şikəsteyi-Fars предшествует исламу, то Qarabağ şikəstəsi, Kəsmə Şikəstə или Şirvan Şikəstəsi можно отнести к более позднему периоду.

Ирак, Багдад, Хиджаз - места, близкие к Мекке и Медине, где начали появляться центры общей исламской культуры. Хотя местонахождение şikəstə изменилось, дух остался неизменным. Кроме того, из истории мы знаем, что в войнах между мусульманскими регионами в раннем средневековье и более поздние периоды мастера и художники по ряду причин переселялись из одной страны в другую, и, помимо усвоения традиций региона, в который отправлялись, они, прежде всего, обучали и применяли свою родную культуру. В результате в лице одного человека создавался синтез, и исламская культура в целом обогащалась. Поэтому очевидно, что исследование принадлежности какого-либо ответвления мугама по его названию может повести исследователя в неверном направлении, хотя это также указывает на влияние определенного региона на это ответвление.

В исследовании доктора философии Кенуль Буньядзаде затронуты мугамы, отразившие в себе многовековую историю огромного региона и личностей, сыгравших особую роль в судьбе нации или завоевавшие ее любовь. Среди них - имена правителей: Bayatı-Qacar, Şah Xətai, Heydəri, - а также религиозных деятелей, имамов, суфийских шейхов, оказавших сильное влияние на поэзию, - Hüseyni, Məsuriyyə, Əbu-Əta, Səmayi-Şəms и др. То есть, хотя отдельные ветви мугамов создавались в разные периоды, они писались на единой основе и подчинялись основным правилам. Это означает, что каждая новая ветвь не могла быть добавлена к любому мугаму, здесь должна была соблюдаться определенная закономерность.

Например, Mənsuriyyə - фрагмент мугама Çahargah, и связан с именем знаменитого суфийского ученого Халладжа Мансура. Мугам, носящий имя мыслителя-борца, проложившего свой путь в истории суфизма, достигшего высочайшего уровня в своих словах и мыслях, невозможно прочитать иначе. Mənsuriyyə - ответвление воинственного мугама Çahargah и его самая высокая точка после Müxalif. Интересно, что в одном из источников говорится, что Mənsuriyyə в прошлом исполнялся в дастгяхе Rast, где сохранялась только ритмическая форма Mənsuriyyə, а ее мелодия «переводилась» на корень дастгяха Rast. Но, поскольку Rast - это выражение прямоты и мужества, включение Mənsuriyyə в этот текст могло показаться нормальным. Однако Мансур Халладж остался в истории как личность, которая пошла на смерть именно благодаря своей непоколебимости и твердости помыслов. Поэтому этот раздел должен был найти свое место именно в мугаме Çahargah.

Как видно, мугам - живое и динамичное явление, открытое для инноваций. Именно благодаря этому качеству возможно изменение расположения разделов и переход от одного раздела мугама к другому. Иногда из переходов появлялись и новые мугамы, например, Kürdi-Şahnaz. По словам известного исследователя, академика Рафаэля Гусейнова, Kürdi-Şahnaz - единственный мугам, дата создания которого (1875) известна. Он приводит слова Джаббара Гаръягдыоглу о том, что ученик с прекрасным голосом по имени Молла Вели «… начал петь Kürdi на народном собрании. Людям нравилось его исполнение Kürdi, но как только Молла Вели закончил Kürdi, Гаджи Хусю спел Şahnaz таким же образом, смешав его с Kürdi. Поскольку голос Гаджи Хусю был творческим, он спел Kürdi с Şahnaz так, что мугам от этого не пострадал».

Таким образом, певец способен придать мугаму неповторимый колорит своим исполнением, выбранными газелями и, самое главное, творчески подойдя к нему, представлять свой собственный подход. В истории этого жанра есть немало мугамов, появившихся благодаря таким удачным подходам. Например, азербайджанский певец Мирза Гусейн (XVIII век) создал Mirzə-Hüseyn-segahı, исполнив Orta-segah на четверть выше.

Из сказанного становится ясно, что мугам - это мыслительный и творческий процесс. Ханенде включается в него, повторяет путь выдающихся мастеров, и что-то открывает для себя. Другой же может увидеть себя в этом процессе, добавить свой голос, свою идею и, используя творческий дух этого процесса, пролить свет на новый оттенок. Известный музыковед X.X.Тума пишет: «Макам каждый раз создается заново». Другой исследователь Карпычев объясняет это так: «Сам процесс исполнения, а точнее, его результат, определяется «произведением» устной профессиональной музыки, и в отличие от этой письменной традиции он не отделен от «композитора», не отчужден. Поскольку этот результат различен в каждой новой интерпретации, то и «произведение» каждый раз новое. На примере мугама можно наглядно увидеть процесс создания нового «произведения» этих новых подходов».

Еще один важный момент заключается в том, что каждое добавленное новшество - это именно отголосок, выражение своего времени. Таким образом, мугам собирает в себе историю, духовную память народа, как бы впитывая ее. Подобно тому, как по кольцам на стволе дерева можно определить его возраст, в мугаме можно услышать каждый поворот истории народа - прочувствовать время, вплетенное в звучание. Именно поэтому каждое новое исполнение мугама рождает ощущение, будто перед нами - совершенно новый мугам под знакомым названием. Он проникает в самую глубину души, вызывая подлинное просветление и катарсис.