или Как премьерство Атталя знаменует собой отказ от ранее «прогрессивного» макронизма

Президент Франции Эмманюэль Макрон продолжает «держать в плену» всю мировую повестку дня своим непрозорливым, дилетантским, антидемократическим поведением, направленным на подрыв как устоев демократии, так и общечеловеческих моральных ценностей.

Нравственная сторона макроновского поведения заключается в том, что он пытается вплотную вклиниться, осесть и полностью интегрироваться вглубь, в корень политической составляющей Франции со всеми исходящими из нее последствиями на долгосрочную перспективу. Для утверждения подобного есть несколько факторов и главный фактор в данный момент - новое правительство во главе с Габриэлем Атталем.
Еще когда Макрон назначил Атталя своим новым премьер-министром в прошлом месяце, местные медиа пошутили, что Макрон назначил премьер-министром второго себя. Нетрудно понять, почему, ведь Атталь - ультралояльный протеже Макрона, который во многих отношениях выглядит политическим эго Макрона. 

Как и Макрон, Атталь - высокопоставленный представитель высшего сословия, который впервые вошел в политику через левоцентристскую Социалистическую партию, а затем добился стремительного взлета: был избран в Национальное собрание как член новой партии Макрона в 2017 году, прежде чем стать министром в следующем году в возрасте 29 лет. Отказавшись от своих прежних левоцентристских убеждений, Атталь быстро выделился своей готовностью публично бороться за Макрона независимо от ситуации и контекста. Теперь, в возрасте 34 лет, Атталь назначен самым молодым премьер-министром Пятой республики самого молодого президента Пятой республики.
Однако сосредоточение внимания на сходстве резюме между Атталем и Макроном рискует проигнорировать политическое значение его назначения. Назначая столь близкого союзника премьер-министром, Макрон намерен навязать своему правительству новый подход. Ибо премьерство Атталя знаменует собой решительный сдвиг вправо и отказ от раннего «прогрессивного» макронизма.
Когда Макрон впервые баллотировался на пост президента в 2017 году, он сделал это на платформе социального и экономического либерализма, которая не была представлена ни как левая, ни как правая, однако получила поддержку преимущественно левоцентристского электората. После избрания Макрон объединил правоцентристскую экономическую политику с европеизмом и заботой об окружающей среде. Хотя его первые два премьер-министра оба были выходцами из консервативной Республиканской партии, он старался сбалансировать свой кабинет широким кругом деятелей как левоцентристского, так и правоцентристского толка, проводя то, что французская пресса назвала политикой «одновременности», призванной позволить ему обратиться к избирателям по обе стороны политического спектра.
Однако на практике Макрон потворствовал правым консерваторам в вопросах идентичности и безопасности, принимая строгую интерпретацию секуляризма и жестко говоря об угрозе исламизма. В 2020 году он назначил правого Жеральда Дарманена своим министром внутренних дел, а в 2021-м принял авторитарный закон о безопасности, несмотря на протесты как мусульманских групп, так и тех, кто выступает за гражданские свободы. В 2022 году Макрон был переизбран при поддержке более консервативного электората, причем с более узким переизбранием, чем в 2017 году, против крайне правой Марин Ле Пен.
С тех пор Макрон сместился еще дальше вправо. Несмотря на назначение Элизабет Борн, которая имела тесные связи с Социалистической партией, своим новым премьер-министром, в первый год второго срока Макрона доминировало бескомпромиссное стремление к существенному повышению пенсионного возраста, что вызвало длинную серию забастовок и демонстраций, а также привело к неоднозначному использованию Борн статьи 49.3 французской Конституции для обхода парламентской оппозиции.
В то же время Макрон объединил свой давний экономический либерализм с растущим числом культурно-консервативных позиций, часто вступающих в противоречие с позициями его министров, которые сохранили более левоцентристскую политическую чувствительность.
В мае 2023 года, после того как Борн назвала Национальное объединение Ле Пен «наследницей Петена», имея в виду лидера нацистской коллаборационистской партии Виши во Франции во время Второй мировой войны, Макрон публично дал ей пощечину, заявив, что несправедливо клеймить миллионы избирателей в качестве фашистов. В июле, после непрекращающихся и зачастую расистских нападок со стороны правых СМИ на его министра образования Папа Ндиайе, Макрон заменил его на Атталя, который быстро заслужил благосклонность СМИ, объявив о более жестком запрете на мусульманскую одежду в школах. В декабре, после того как министр культуры Рима Абдул Малак предложила лишить Жерара Депардье его почестей после многочисленных обвинений в сексуальном насилии, Макрон упрекнул ее, похвалил Депардье как фигуру, которая заставляет Францию гордиться, и осудил подобное преследование против актера.
Возможно, самый поразительный момент в этом консервативном сдвиге произошел в конце прошлого года, когда после того как правительственный законопроект об иммиграции с трудом получил поддержку парламента, правительство предложило ряд поправок, настолько радикальных, что они получили одобрение не только основных консервативных республиканцев, но и Национального объединения. Окончательный законопроект наложил ограничение на общую миграцию, ограничил доступ мигрантов к государственным льготам, усложнил получение французского гражданства и наделил правительство полномочиями лишать граждан двойного гражданства. Ле Пен назвала это «идеологической победой», вдохновленной идеями ее партии. Хотя он был принят Национальной ассамблеей, в самом правительстве он разделился, и несколько министров выразили дискомфорт.
Именно после этого иммиграционного фурора Макрон заменил Борн Атталем. Большинство министров, не довольных законопроектом об иммиграции, были уволены, а от политики «одновременности» отказались - явное большинство в высшем кабинете министров представляют правые политические силы. Хотя Борн временами проявляла нерешительность по отношению к консервативному повороту президента, Атталь вряд ли испытывает такие угрызения совести. Изменения уже очевидны как в риторике Макрона, так и в риторике Атталя: в первой короткой речи Атталя на посту премьер-министра особое внимание уделялось действию, закону и порядку, а также обещанию вознаградить тех, кто упорно трудится, чтобы финансировать общественные услуги. На следующей же неделе Макрон объявил о программе «гражданского перевооружения», призванной гарантировать, что «Франция останется Францией».
Такая риторика поразительно похожа на риторику бывшего президента-республиканца Николя Саркози, с которым Макрон в последнее время сблизился. Не случайно, что двое наиболее значимых министерских назначенцев Атталя - министр труда Катрин Вотрен и министр культуры Рашида Дати - являются фигурами, которые как публично, так и в частном порядке остаются связанными с экс-президентом Саркози. В контексте все более правых медиасфер, во многом благодаря растущей империи ультраконсервативного миллиардера Винсента Боллоре и растущей поддержке Национального объединения Ле Пен, Макрон и Атталь, похоже, приняли то, что раньше было политикой Саркози. А это фирменная стратегия отражения крайне правых путем охвата многих их целей. Если в свой первый срок Макрон сочетал свой экономический либерализм с защитой «прогрессивизма» от «популизма», то теперь он представляет себя защитником французской культуры и гарантом «республиканского порядка».
Сможет ли такая стратегия предотвратить президентство Ле Пен, еще неизвестно. Следует отметить, что сам Саркози покинул свой пост в 2012 году всего лишь после одного срока, а его неудавшаяся попытка переизбрания совпала с беспрецедентным результатом для крайне правых. 
Однако ясно то, что президентство началось с обещания выйти за рамки левых и правых, теперь оно является прямо-таки президентством правых. Возможно, главным уроком президентства Макрона станет доказательство точности старой поговорки французского философа Алена: «Когда люди спрашивают меня, имеет ли еще смысл разделение между правыми и левыми партиями, первое, что приходит на ум, это то, что человек, задающий этот вопрос, определенно не является человеком левых взглядов».
Словом, французский политический истеблишмент переживает пассивную агонию, однако вряд ли Макрон и Атталь способны понять, что подобное агональное состояние может иметь непоправимые последствия и стать угрозой существованию всей Пятой республики.