Представляем вашему вниманию беседу Эльмиры ханым Ахундовой с Лидией Худат гызы Расуловой, видным государственным и партийным деятелем, министром образования Азербайджана (1993-1997).

Статья 6-я, часть 2-я

Свое выступление Мамедов начал со слов:

- Как сказано в книге Леонида Ильича Брежнева «Целина», «будет хлеб, будет и песня»...  

Присутствующие на Бюро сидели в напряжении, в ожидании чего-то страшного. И вдруг это его вступление: «Будет хлеб, будет и песня».  

Это вызвало смех и разрядило обстановку. Гейдар Алиевич тоже улыбнулся, потому что не улыбнуться было нельзя. И дальше пошло обсуждение. Министр говорил очень убедительно. Он не только признал все ошибки и недостатки в руководстве своей отраслью, но и оказался готов к тому, чтобы сказать, какие меры будет принимать министерство. Его выступление вселило в членов Бюро и в Гейдара Алиева уверенность в том, что на самом деле в этом вопросе будет прорыв и произойдут положительные изменения, поэтому ограничились строгим предупреждением. Хотя министру грозил выговор с занесением в учетную карточку.

Детский спорт

Или вот другой пример. В то время формировались детские и юношеские спортивные команды. И Азербайджан в числе прочих союзных республик тоже выдвигал свои команды. Они участвовали в республиканских, всесоюзных соревнованиях, а иногда формировалась команда для участия в международных спортивных состязаниях. Наш отдел курировал и вопросы спорта. Вообще развитию спорта Гейдар Алиевич уделял огромное внимание, особенно среди молодежи, юношества, детей. Он стремился к тому, чтобы наши спортсмены добивались реальных достижений, а не мнимых. Не скрою, многие в то время пытались схитрить. Например, по правилам, скажем, в каких-то соревнованиях должны участвовать дети 11-13 лет. Во время Всесоюзных юношеских соревнований Министерство просвещения представило в наш отдел список участников. Мы постарались до начала соревнований проверить список. Ведь речь шла не об одном десятке участников, а о значительно большем количестве. Мы сделали это выборочно там, где это вызывало у нас сомнение. И, конечно, натолкнулись на факты подлога. Мой начальник тогда отсутствовал, и я доложила ему:

- Мы выборочно изучили состав участников, и оказалось, что около 11 человек не соответствуют своей возрастной группе. Естественно, это произошло не без ведома Министерства просвещения, они об этом знали. Нужны ли нам такие успехи и показатели? Мы как бы заведомо толкаем детей на обман. Ведь дети тоже все понимают.

Этот, на первый взгляд, безобидный инцидент вызвал бурную реакцию.

Гейдар Алиев сказал:

- Вы сейчас говорите об одном случае, а где у нас уверенность, что и в предыдущих, а если бы сейчас не выявили, и в последующих не было такого? Какой же пример мы подаем? Я считаю, что данный вопрос можно вынести на Секретариат.

И тогда мы изучили проблему еще глубже и серьезней, после чего внесли вопрос на Секретариат ЦК и, конечно, тогда очень серьезные взыскания получили те, кто был причастен к формированию и подбору команд.

Заседания  

Бюро ЦК

Э.А.: - А как проходили заседания Бюро ЦК? Вы имели возможность высказать точку зрения, отличную от мнения Гейдара Алиева, или это не поощрялось? Рассказывают, что он сначала выслушивал всех, и члены Бюро не знали его точку зрения.  

Л.Р.: - Гейдар Алиев к каждому Бюро ЦК готовился очень тщательно. Допустим, если вносился вопрос по какому-то отделу, он мог десять раз вызвать до Бюро заведующего этим отделом или его заместителя, задать кучу дополнительных, порой самых неожиданных, вопросов. Приходилось сотрудникам собирать информацию по новому кругу. Вы представляете, если на Бюро было 3-4 серьезных вопроса, это 3-4 папки с материалами. И он во все это вникал. Причем работал сам, подчеркивал красным карандашом, делал на полях пометки. Я не знаю, был ли в республике еще один такой руководитель, который бы столь тщательно работал с документами.  

Гейдар Алиевич очень глубоко вникал в содержание вопроса, серьезно готовился к нему. Но мне кажется, величайшее качество, присущее руководителю такого высокого ранга, - умение слушать. Он давал возможность высказать свое мнение и приглашенным. Могли определить, что по данному вопросу выступят 2-3 человека. А могло быть так, что кто-то из приглашенных мог попросить слова вне регламента. Гейдар Алиевич предоставлял ему слово. После такого рода обсуждений он обращался к членам Бюро. Не было там никакой очередности по рангу. Ну, естественно, чаще всего высказывались те члены Бюро, которые имели к данному вопросу прямое или опосредованное отношение. Но были вопросы, когда ему надо было знать мнение всех членов Бюро, это касалось принципиальных, особенно кадровых, вопросов.

Э.А.: - То есть он первым не высказывался.

Л.Р.: - Никогда. Он мог по ходу задать вопрос, мог еще кого-то поднять, но никогда не высказывался первым. Напротив, давал возможность высказаться всем членам Бюро. И по мере выступления делал для себя какие-то пометки, подчеркивал то, что считал важным.

В завершение дискуссии для собравшихся наступал «момент истины». Гейдар Алиев демонстрировал очередной мастер-класс: выстраивал логическую последовательность вопроса, обобщал предложения, концентрировал внимание на узловых пунктах и при необходимости, если высказывания тех или иных членов Бюро носили принципиальный характер, были важны и конструктивны, он ссылался на них, подчеркивал, что предложение в целом высказано верное.

При Гейдаре Алиеве я прошла невероятную школу. Позже, когда к руководству пришел Кямран Багиров, эти традиции еще продолжались.

Но когда пришел Везиров, мы иногда и не видели, чтобы кто-то вносимые предложения отмечал, регистрировал, порой даже не велось стенограммы заседания.

Во времена Гейдара Алиева все было иначе, на Бюро непременно присутствовали помощники «первого», заведующий общим отделом, а также стенографистки. При обсуждении все стенографировалось, потом, если надо, сотруднику ЦК, готовившему итоговый документ, давали всю стенограмму, чтобы он не упустил никаких высказанных предложений. Проект решения подлежал доработке только с учетом стенограммы. Причем стенограмму давали на следующий день - такая была оперативность.  

А вот в сложное время, в 1988 году, когда обсуждались вопросы Нагорного Карабаха, когда звучали разные, порой противоречивые высказывания, мы стенограмм зачастую не видели. Обсуждали, например, нужно ли беженцев из Армении размещать в Карабахе. Фуад Мусаев, первый секретарь горкома партии, говорил, что не следует этих людей оставлять в Баку, их надо именно в Карабах отправлять, они там быстро наведут порядок. А Везиров говорил, что нам конфликт не нужен. Стенографистки на заседании не было. Правда, заведующий общим отделом сидел, что-то записывал. Это было время, когда члены Бюро чаще всего не соглашались с первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана, но нигде это официально не фиксировалось.

Э.А.: - Каким был ваш рабочий график? Вы зависели от того, когда уйдет с работы «первый»?

Л.Р.: - Гейдар Алиевич работал допоздна, но никогда не требовал, чтобы люди, если у них нет работы, просто так сидели и ждали его. Может быть, для первого секретаря горкома партии или для административных органов МВД, МНБ присутствовать на рабочем месте было необходимым. Но чтобы на рабочих местах обязательно были заведующие отделами, первые секретари райкомов партии, - такого не было. Каждый выполнял свою работу и, если считал, что на сегодня свою работу завершил, уходил. Правда, завершали мы ее поздно, бывало так, что, если я приходила домой в 9-10 часов вечера, дома меня спрашивали - почему я сегодня вернулась так рано. Это был такой период, когда нужно было очень много работать.  

Борьба  с коррупцией  при поступлении в вузы

Э.А.: - Я читала много выступлений Гейдара Алиева, в том числе и знаменитое интервью в «Литгазете», где он рассказывал о том, как начал бороться со взяточничеством в высших учебных заведениях. Вы курировали эти заведения, мне интересно - как это происходило? С чего все началось и что было до Алиева в этой отрасли?  

Л.Р.: - Взяточничество в процессе поступления в вузы, в период экзаменационных сессий было одной из серьезнейших проблем, за решение которой Гейдар Алиев взялся незамедлительно.  

В ту пору абитуриенты и их родители прекрасно знали, сколько «стоит» прием в Азгосуниверситет, сколько в Медицинский институт или в Иняз. Это были так называемые элитные вузы, за право учиться в которых назначались высокие ставки. Вокруг АЗИ, Политехнического или АПИ имени Ленина такого ажиотажа не наблюдалось, там ставки были значительно ниже. Своя такса существовала и во время сессий. Участвовать в приемных экзаменах означало заработать кучу денег, не говоря уже о возможности подсобить паре-тройке родственников, которые тоже в накладе не останутся. Поэтому вокруг состава экзаменационных комиссий в вузах разворачивались настоящие баталии.

Всерьез решив положить конец этому отвратительному явлению, первый секретарь ЦК принялся наводить порядок. Вскоре вышло специальное постановление Бюро ЦК о серьезных недостатках во время приема в высшие учебные заведения. Гейдару Алиеву приходилось нередко освобождать от должности того или иного ректора, снимать или объявлять строгие выговоры руководителям Министерства высшего и среднего специального образования, проводить специальные проверки в вузах по линии ЦК.

И все же, несмотря на крутые меры, положение дел в высшей школе, особенно во время проведения приемных экзаменов, улучшалось медленно. И тогда Гейдар Алиев решил коренным образом изменить саму систему приема. Он пригласил группу людей, чтобы обсудить пути борьбы со взяточничеством при приемах в вузы. В числе приглашенных были ответственные работники системы образования, весь наш отдел, представители административных органов - КГБ, МВД, прокуратуры. И вот он со всеми советовался: как быть, как решить проблему, как открыть доступ к престижным факультетам для знающей, подготовленной молодежи? И в конце концов пришли к решению о создании Централизованной комиссии по приему. Что это означало? Формировалась группа преподавателей по различным специальностям и предметам из числа добропорядочных, серьезных, грамотных специалистов. Они не знали, куда и в какой вуз поедут принимать экзамены. Этих людей собирали в ЦК партии в день экзаменов и объявляли, что кто-то едет в Мединститут, а кто-то - в Консерваторию. Это не стало панацеей, хотя, безусловно, снижало процент нечистоплотности при приеме.

А чтобы проконтролировать и преподавателей, и вуз, рекомендовавший их, делалось вот что: по итогам первой сессии сравнивали, соответствуют ли оценки студента в аттестате и оценки на вступительном экзамене по данному предмету тому уровню, какой он показал на первой сессии.

То есть юридического права отчислить такого студента не было, но это становилось предметом для серьезного обсуждения - кто принимал экзамен, можно ли его еще раз использовать в этом качестве, каким было влияние на данный вопрос руководства самого вуза и т.д.

Очень тщательно проверяли медалистов. Ведь медалист сдавал всего один экзамен, и если получал «пятерку», его зачисляли в вуз. Если ставилась «четверка», то приходилось сдавать все остальные экзамены. Поэтому многие пытались этот вопрос решить еще в самой школе. Иначе говоря, «спонсировали» получение их детьми золотой медали. Поэтому за медалистами устанавливали особый контроль. Выявлялось, например, что медалист сдал вступительный экзамен на «отлично», но «провалился» на первой же сессии. Последствия могли быть самыми серьезными, вплоть до замены членов комиссии, а порой и руководства вуза.

Стали обращать внимание на то, кого именно, какой контингент мы принимаем в вузы. И такая работа продолжалась из года в год. Гейдар Алиевич собирал первых секретарей райкомов, на чьей территории находились высшие учебные заведения, и говорил:  

- Да, есть централизованная комиссия, да, после вступительных экзаменов проведем всесторонний анализ, к провинившимся будут приняты самые строгие меры. Однако и вы сами должны продумать, что еще можно сделать для наведения порядка.

Помню, во время экзаменов я чуть ли не полжизни отдавала, чтобы не допустить перехода из одной аудитории в другую, чтобы на экзаменах не было посторонних, чтобы перекрыть пути всяким запискам. Ну и педагоги стали осмотрительней, они уже стали задумываться: «Я пропущу этого абитуриента, а он на сессии «провалит» экзамен. И тогда возьмутся за меня».

Но все же эта мера не давала 100-процентного результата. И поэтому тестовая система в начале 90-х годов, конечно, во многом стала выходом из ситуации.

(Продолжение.  Начало в №28)

(Продолжение следует)