«Чеховское ружье» уводит зрителя в глубокие размышления

Хоть я и являюсь заядлым театралом, но всякий раз, заходя в зрительный зал театра, меня охватывает необъяснимая и воистину волшебная магия театра. На этот раз, повинуясь неистребимому чувству времени, когда опоздание смерти подобно, а панический страх и нежелание застревать в автомобильной пробке подгоняли, я оказалась в зале Русской драмы, можно сказать, в числе первых зрителей.

Как только я вступила в величественную и умиротворенно-бархатную тишину зала, меня захлестнуло непонятное чувство восторга и благоговения, перекрывшее кислород непонятно откуда-то взявшимся комом в горле. Предстоял показ премьеры сезона - спектакля «Чеховское ружье», поставленного по пьесе Ильгара Сафата, творческо-интеллектуальные возможности которого реализовались в интереснейших и в корне непохожих проектах. Ильгар Сафат - кинорежиссер, снявший целый ряд документальных и художественных фильмов, отмеченных многочисленными наградами на международных кинофестивалях, но также и театральный режиссер, создавший много захватывающих спектаклей, сценарист, прозаик, поэт и рок-бард.

Название спектакля сразу переносит зрителя в мир чеховской драматургии, хотя от самого А.П.Чехова в спектакле лишь название его базового драматургического принципа. «Чеховское ружье» - термин, использующийся при написании пьес и сценариев, когда при создании сюжета в тексте отсекаются лишние детали. Все элементы драмы работают на развитие сюжета, в пьесе нет предметов, монологов и диалогов, не влияющих ни на что, все должно быть интегрировано в траекторию сюжета, развитие персонажа и настроение произведения.

В постановке использованы элементы хоррора (от латинского слова horror - «ужас, оцепенение»), т.е. разного рода устрашений и потусторонних сил. Психологическая сложность происходящих в спектакле событий вызвана тем, что главный герой - Режиссер находится в плену призраков прошлого, не отпускающих его ни в жизни, ни на сцене. Внутренние монологи с собой и теми, кого он потерял, лишь усугубляют его трагедию одинокого человека, стирая грань между реальной жизнью и невидимым миром, в котором он мучительно пребывает.

Спектакль уводит зрителя в долгие аналитические размышления, дает понимание того, как наше прошлое влияет на наше настоящее и, соответственно, будущее, и как трудно подчас бывает перевернуть страницу и устремиться вперед. По ходу действия зритель наравне с героем пытается разобраться в перипетиях его психологических головоломок и попыток освободиться от воспоминаний прошлого. К счастью, он находит в себе силы и возвращается в настоящую жизнь, обретя долгожданный душевный покой.

Главную роль Режиссера воплотил заслуженный артист Фирдовси Атакишиев - один из самых глубоко мыслящих, искренних и самобытных актеров национальной сцены. Он без остатка отдается своим ролям и способен за какие-то пару часов прожить долгую и сложную жизнь другого человека. Актер готов выйти на сцену даже ради десяти зрителей в зале и играть в полную силу, отдавая всего себя без остатка и ощущая в этом особую прелесть и счастье. 

В спектакле также заняты народная артистка Людмила Духовная, заслуженные артисты Инна Имранова и Елена Спицина, актеры Диляра Назарова, Ярослав Трифонов, Руфат Алиев, Тамерлан Абдуллаев, Рашад Алияров, Руслан Павлов и Фарид Бахрамов.

Художник-постановщик - Ильгар Сафат. Художник по костюмам - Сямра Ахундова, ассистент режиссера - Юлия Лимарева.

Мы беседуем с режиссером Ильгаром Сафатом об успешной премьере и интересуемся его мнением о спектакле.

- Драма «Чеховское ружье» написана вами в 2018 году, а, поскольку вы выступили также в роли художника-постановщика, напрашивается вопрос: представляли ли вы себе тогда сценическое воплощение своего произведения?

- Впервые я ставлю на сцене свою собственную пьесу, хотя все фильмы я снимал по своим сценариям. Очень благодарен директору нашего театра А.Гаджиеву, за то, что он поддержал этот проект, - это был особенный, волнующий опыт. Ты прекрасно знаешь, что говорят твои герои, но теперь видишь, как они это говорят. Работая с артистами, добиваясь нужных психологических состояний, в которые погружены герои пьесы, ты имеешь возможность внимательнее, со всех сторон и под разными ракурсами рассмотреть заложенные в своей пьесе смыслы и эмоции. Повторюсь, это очень волнующий и глубокий опыт. Тем более, работая над пьесой «Чеховское ружье», я вдохновлялся такими великими драматургами, как Чехов, Шекспир, Беккет. Ведь они у меня выведены в качестве персонажей, или, лучше сказать, в качестве неких аватаров.

Также я разрабатывал теории французского театрального новатора Антонена Арто, его крюотического театра, театра жестокости. Не случайно в спектакле звучит голос Арто. Мы слышим фрагмент из его радиопостановки. И это бросает нас в архаику мистериального театра, родившегося из традиции шаманизма и трансцендентального путешествия. Я вновь возвращаюсь к своей излюбленной теме, которую исследовал еще в середине 90-х годов и в начале 2000-х, снимая на Дальнем Востоке свой фильм об удэгейском шаманизме «Корни неба». Эта тема потом появлялась и в моем фильме «Участок».  

- Мистический ореол фильма и уход героя в подсознание очень впечатляли и будоражили воображение… Возвращаясь к спектаклю, режиссеры прошлого утверждали, что залогом удачного спектакля служит великолепная драматургия. Как режиссерская подача Ильгара Сафата во время репетиций оценивала драматургию автора Ильгара Сафата, не приходилось ли по ходу инсценировки менять авторские акценты на режиссерское видение?

- Перенося сюжеты на экран или на сцену, как в случае с «Чеховским ружьем», всегда сталкиваешься с неожиданностями и трудностями. Задача всегда одна и та же: сохранить как можно больше из первичного замысла, максимально приблизить сценическое или экранное воплощение к первоначальному видению. Это не простая задача, в ней находишь не только много ловушек, но и немало приятных сюрпризов. Придуманные тобою образы оживают, говорят твоим голосом, ведут себя, как живые люди, иногда понятно, иногда непредсказуемо. Эта работа сродни магии, а предстающее перед твоими глазами зрелище сродни волшебству. Собственно, об этом волшебстве и рассказывает наш спектакль «Чеховское ружье». Мне хотелось размыть границы между обыденной действительностью и волшебством театра. Не могу не отметить прекрасную работу Фирдовси Атакишиева, сыгравшего, или лучше сказать, прожившего в спектакле главную роль. Он воплотил образ Режиссера, одержимого театральной стихией, но переживающего тяжелый психологический и профессиональный кризис. Кстати, он снимался в моем фильме «Внутренний город» («Ичеришехер»).  Антонен Арто в своей знаменитой книге «Театр и его двойник» называл двойником театра саму Жизнь. Плакат с надписью «Театру - театр!» валяется в груде реквизита на сцене в нашей постановке. «Чеховское ружье» - это спектакль о Театре, о Жизни, о том, как тонка между ним грань. И есть ли она?

Заслуженный артист Фирдовси Атакишиев однажды сыграл роль актера Г.Араблинского, на этот раз он воплотил противоречивый образ Режиссера, не понятого коллегами, обманутого близкими людьми и преследуемого видениями прошлого. Последняя роль актера стала знаковым и ярким витком верх на орбите актерского восхождения, свидетельствующим о том, что он вступил в эпоху актерской зрелости, сценической самодостаточности и профессиональной мудрости. Что дано не каждому служителю сцены.

Отвечая на вопрос о том, в чем для него состояла внутренняя и профессиональная трагедия его героя, Фирдовси муаллим отметил, что в отличие от его героя в нем ярко горит желание работать, творить и идти дальше.

- Самая большая трагедия моего героя - его одиночество, в котором он потерял смысл личной и творческой жизни, утратив надежду на завтрашний день. Он совершил немало ошибок из-за собственного эгоизма, ведь каждая профессия имеет свою специфику. Я работал со многими режиссерами, а с двумя величайшими, я бы сказал, режиссерами жил под одной крышей. Это был выдающийся азербайджанский кинорежиссер, народный артист Тофик Тагизаде и, конечно же, народная артистка Ирана Тагизаде, моя супруга, с которой мы не только жили, но и работали вместе, думали, мыслили, мечтали, надеялись и вообще все по жизни делали вместе, и сейчас я живу за нас двоих…

Я пытался передать внутреннюю опустошенность моего героя, но, выходя на сцену, оказываюсь в магическом пространстве, о котором он говорил, и здесь я с ним согласен. Сцена имеет особую силу и магию, она помогает забыть свои жизненные трудности; стоит только вступить на нее, все личное остается за кулисами, ты уже другой человек и идешь за своим героем, не оглядываясь.

Вы правильно сопоставили образ актера Г.Араблинского с моим нынешним героем - Режиссером. Я опасался, чтобы, не дай Бог, не было некой схожести, потому что существовала общность художественного образа у обоих героев. Мой герой торопится уйти, он устал от жизни и от людей. Вспоминается Ницше: «То, что нас не убивает, делает нас сильными», но у моего героя обстоятельства, состояние души и ситуации оказались сильнее, чем он сам. Во время исповеди перед образом жены его глазам раскрылась правда о нем самом - отчужденность, пренебрежение, неуважение к семье и жене, непонимание женской психологии.

- Заключительная сцена явилась кульминацией происходящего и ключом к раскрытию всех недомолвок. На сцене вы сказали больше, чем ваш герой, и в этом проявилась ваша актерская позиция быть честным со своим героем и зрителем, который верит вам на слово…

- Я благодарен своей театральной судьбе за то, что она одаривает меня прекрасными ролями, это большое актерское счастье, когда новая роль оказывается сложнее, чем предыдущая. У меня всегда было так, и, если бы это было иначе, быть артистом было бы неинтересно. Я люблю свою профессию и у меня еще есть много того, что я хочу сказать зрителю, тем более что с каждым днем я вижу его любовь и уважение к моей работе и личности, что делает меня безгранично счастливым…